Слишком много блондинок

Конечно, я задумалась — и не на шутку — о том, может ли Андрей быть торговцем внутренними органами или работорговцем… Вспомнила хронику «Дорожного патруля» и «Петровки 38», несколько передач из цикла «Всемирные маньяки»… но почему-то, несмотря на всю мою чудовищную мнительность и настороженность, несмотря на то что я даже в подъезд не захожу с неизвестными… я не то чтобы решала для себя — ехать или оставаться, а я уже грелась на побережье, объедалась креветками, пила молодое вино, плескалась в соленой, терпкой воде и лежала ночью на пляже, уставившись в густое звездное небо.

— А что делать с купальником и всякими там полотенцами? — спросила я.

— По дороге купим, — обрадовался Андрей и открыл машину.

Глава 4

Выбравшись со смотровой, мы еле-еле нашли банкомат в каком-то задристанном супермаркете. Потом отправились на заправку, под завязку наполнили бак, там же выпили кофе и съели по две только что выпеченных булки: я с мясом и шпинатом и с яблоками в корице, а Андрей — обе с сыром. У прилавка я подружилась с кассиршей: какой-то молодой человек в о-оочень стильном замшевом пиджаке орал на нее за то, что ему вместо десяти рублей бумажкой выдают пять двухрублевых монет. Он отпихивал мелочь, возмущаясь: «Что я буду с этим делать!» Вроде это не деньги. Я отдала ему десятку, а себе забрала монетки, и мы с кассиршей обменялись таким понимающим взглядом, словно разложили этого пижона на косточки и хрящики. За такое единомыслие она угостила меня шоколадкой. Невкусной — соевой, но внимание было приятно.

Дождавшись открытия спортивного магазина, мы выбрали мне розовый вязаный купальник с бисером, красный сарафан с узором из болотно-черно-белых то ли цветов, то ли листьев. Он так спортивно облипал грудь и попку, что я сама себе чертовски понравилась и не захотела надевать старую одежду. Еще мы купили мне сандалии — простенькие, но удобные и легкие, и Андрею — плавки, два полотенца, и шорты. Перед уходом я заметила неприхотливое белое платьице: его уценили вполовину за то, что на нем была маленькая дырка, и мы его тоже купили — оно было сшито будто на меня, а дырку я решила по случаю заклеить скотчем.

По дороге я все это раз семьсот пересмотрела, оторвала бирки, аккуратно сложила в сумку и, наверное, две тысячи раз покрасовалась перед зеркалом. В зеркале были видны только плечи и — если подпрыгнуть на сиденье — грудь. Вообразив, как я буду прогуливаться в новых нарядах по набережной и какое впечатление произведу на окружающих, я замечталась, расслабилась и почти что заснула. Андрей мстительно ущипнул меня за локоть, потребовав сочувствия к тому, что он за рулем и тоже хочет спать, и все остальное время я боролась с глазами, ставшими невероятно клейкими и тяжелыми. Иногда я пыталась шутить, но Андрей заявил, что чувство юмора у меня вышло из строя. Я обиделась и заткнулась.

Ехали мы мучительно — часа два выбирались из Москвы, застряли на кольцевой, влезли в чудовищную пробку в каком-то пригороде, долго тащились от светофора к светофору, а едва вырвались из пригорода, угодили на какие-то дорожно-транспортные работы и не меньше часа тряслись по обочине за колонной дачников, перегруженных диванами, тумбочками и столами. Андрей время от времени забывал, что мы не разговариваем, и разражался проникновенной речью в честь того, что ехать, мол, два часа, а мы уже третий час кочевряжимся, а никак от Москвы не оторвемся, и не зря, видите ли, придумали поезда и самолеты, на которых мы лучше бы поехали или полетели, и бензин он залил какой-то не такой, от которого машина чихает, и от чипсов у него желудок болит, и от кофе во рту кисло… Но как только пробки, дорожно-транспортные ловушки, дачники и фуры рассеялись, Андрей оживился, выключил кондиционер, открыл окно и поехал веселее.

Наконец, после веселенькой таблички «Дом отдыха ПОЛЯНЫ — мы рады вам», мы свернули и запрыгали по проселочной дороге. В конце дороги был забор с ржавыми воротами, причем за воротами дорога отчего-то стала асфальтовой. Она упиралась в кирпичное пятиэтажное здание. От него в лес тянулась дорожка, позже оказалось, что за ней, через опушку — пригорок, с которого открывается обворожительный вид на долину. Внизу раскинулась деревушка с уютными, хорошенькими домами, окруженными садиками, вдоль долины струилась речка, а за ней темнел еловый лес.

Пока я любовалась и умилялась, Андрей, чертыхаясь, убирался в машине: собирал в пакет бутылки из-под лимонада, салфетки, фантики от леденцов, упаковки от чипсов, газеты, пустые сигаретные пачки, обертки от шоколадных батончиков — все, что мы накупили для бессонницы.

— Слушай, — волновался он. — Ты это что, специально? Мне же теперь машину проще поменять, чем всю эту дрянь отсюда вытряхнуть?

— Хочешь, я повытряхиваю? — предложила я, дождавшись, пока он соберет весь мусор в пакет.

Андрей размахнулся, чтобы выкинуть пакет в кусты, передумал, швырнул его в багажник, недовольно махнул рукой и сказал:

— Пойдем, а?

— Я чувствую с твоей стороны враждебность, — заметила я.

— У женщин, говорят, обостренная интуиция, — огрызнулся он.