Слишком много колдунов

– А Фуке построил здесь веселый дом для моряков, – отсмеявшись, продолжил он. – Ещё целый квартал для бывших военных, дома по льготным ценам, а особенно для Иностранного легиона. Я, кстати, тоже там служил. Дороги все каменные, видели? Даже в Париже не везде, а у нас вот так! В Бретани порядок, про воров и убийц забыли. А если кто где что, то мы, если честно, и приехать-то не успеваем. Приедем, а он уже висит на дереве с табличкой. И вся деревня кланяется: Фуке, Фуке. Лопочут на своём бретонском.

– А вы его – доставить, – с каким-то даже осуждением закончил Цейтлих. – Арестовать…

Аслан обвёл глазами кабинет и вздохнул.

– Это всё хорошо, – сказал он. – Но я должен его именно что арестовать и доставить. Где он сейчас? И мне нужно подкрепление. Человек пять, думаю, будет достаточно.

Капитан полиции смотрел на него как-то странно. Оценивающе.

– А если он будет сопротивляться?

Аслан пожал плечами и положил руку на рукоять сабли.

– А если он будет не один, а с собаками?

– Это служебная тайна, но…

– Отлично! – перебил его Цейтлих. – Просто отлично!

Эвакуатор нахмурился.

– То есть?

– Пойдёмте, – сказал капитан полиции, встал и жестом пригласил его за собой. Аслан, недоумевая, вышел за дверь и только хотел сказать что-нибудь едкое по этому поводу, как его сшибли с ног, да так, что он ещё пару шагов пролетел, прежде чем шлёпнуться о пол. Тут же на него навалилось несколько полицейских, прижали руки, саблю; через несколько секунд, несмотря на все его попытки, его обезоружили, скрутили, заковали в наручники и, регулярно угощая крепкими тычками, протащили волоком через коридор и закинули в клетку.

Аслан сел, потряс головой и огляделся. Кажется, его всё-таки вырубили, потому что ни оружия, ни документов, ни полицейских видно не было. Клетка была тройная, и его закинули в центральную секцию. Справа от Аслана сидел какой-то босой бородатый дед, одетый как бродячий монах: в серые просторные штаны и длинную рубашку, на груди у него висел большой деревянный крест. Дед не выказывал никакого интереса к событиям и задумчиво перебирал чётки. В левой клетке находился молодой паренёк весьма пронырливого вида, он, в отличие от деда-монаха, очень оживился и в данный момент всячески сигнализировал эвакуатору лицом и руками, пытаясь привлечь внимание.

– Ты кто? – спросил его парень. Аслан угрюмо посмотрел на него и не ответил.

– Парижский он, нехристь и сарацин, эвакуатором служит, прости господи, – внятно проговорил монах, не отрываясь от чёток. Аслан медленно повернул голову к осведомлённому деду. – Ох, язык мой враг мой.

– Ты… вы кто? – спросил Аслан.

– Корентин меня кличут, – охотно ответил дед. – А тебя Аслан, лев, стало быть, по-вашему. А вон тот придурок, прости господи, это Бюнэ.

– Сам ты, дед, придурок, – огрызнулся Бюнэ. – Эй, служивый. Ты чего с нашими голубями не поделил? Вроде ж вы одна масть, или что?

– Придурок и есть, – с сожалением сказал дед Корентин. – Ты, хорёк деревенский, даже эвакуатора, коий чудовищ борет, от полицейских, что от таких, как ты, засранцев мир избавляют, отличить не можешь. А туда же, во власть настопырился.

– Откуда вы меня знаете, уважаемый Корентин? – спросил Аслан.

– Ты, нехристь, мне не вычь, – невежливо сказал дед. – Я человек простой, и в числе единственном на этом свете пребываю, как господом нашим и заведено.

Аслан сообразил лишь через секунду.

– Откуда ты меня знаешь, почтенный старец? – спросил он.

– Мусульманская твоя душа, – вздохнул дед. – Не можете по-простому. Я, видишь, ли, пророк. Не ваш, который Мухаммад…

– Саллаллаху алейхи ва саллам, – пробормотал Аслан вполголоса.

– Во-во, – отозвался дед. – Именно что салам. А я обычный пророк, из местных.

– Свято-ой ещё, – с издевательской почтительностью сказал Бюнэ. – Бывший. А теперь, вишь, к чёрту оборотился.

– Кыш, заморыш, – сказал дед Корентин. – Святым альбо диавольским люди называют всё, что уразуметь не способны. А я ещё на понимание общественности надежды питаю.

Аслан выразительно оглядел его клетку. Старик мрачно покивал.

– Смейся, смейся, нехристь. Но сказано: стучи во все чужие двери, чтобы найти свою. Вот и стучу.

– Ты тоже, что ли, в гвардию пришёл поступать? – спросил Бюнэ у Аслана. В его голосе звучала лёгкая тревога. Аслан помотал головой. Парень сразу успокоился.

– А я в гвардию пойду, – мечтательно сказал он, лег на нары. – Ночку эту досижу, завтра меня выпустят, да и пойду записываться.

– Иди, иди, – сказал Корентин. – Там тебя ждут. С барабанами и штандартами. Где, говорят, Бюнэ, что ж задерживается наш герой. Уж не приняли его за покражу где, красивого?

– Штуцер дадут нарезной, – Бюнэ не слушал. – Форму. И пойду, стало быть, девок охмурять.

– Штуцер – это ты правильно, – сердечно поддакнул дед. – За триста шагов, при выучке должной, охмурить сможешь. Ну или по башке прикладом, на крайний, стало быть, случай. Если догонишь.

– Увянь, дед, – злобно сказал Бюнэ. – Встретишься мне на воле. Попляшешь. Я твоих чертей не боюсь.

– Я же тебе говорю, село ты непаханое…

– Не слы-шу! Не слы-шу! – заорал Бюнэ, закрыв уши ладонями. – А-а-а-а! У-у-у-у!