Слишком много кошмаров

– А для чего?

– Не догадываешься?

– Судя по тому, что я видел сегодня днём на стройке, ты собрался расширять свой особняк? И запасся строительным материалом?

– Именно, – подтвердил Малдо Йоз. И, помолчав, добавил: – Только я не «собрался». Мы его каждую ночь перестраиваем. Всему, что мы с ребятами умеем, мы научились здесь. В Королевской Высокой Школе подобным штукам не учат; впрочем, надеюсь, со временем мы и это исправим. А пока – так.

Я изобразил на лице подобающую случаю заинтересованность. Впрочем, это было совсем не сложно: я её действительно испытывал.

– Сейчас мои гении придут, – спохватился Малдо. – Слушай, а ты не мог бы изменить внешность?

– Да запросто.

Этому фокусу я, хвала Магистрам, успел уже выучиться как следует. Закрыл лицо руками, быстренько нарисовал в воображении первую попавшуюся рожу, максимально отличную от моей, пробормотал одновременно два заклинания: проявляющее иллюзию – вслух, закрепляющее – про себя. И только потом спросил:

– А зачем?

– Я предупредил ребят, что пригласил приятеля посмотреть, как мы работаем. Но не стал говорить, что этот приятель ты. Лучше им этого не знать. Ты всё-таки слишком важная персона. Захотят показать себя наилучшим образом, будут бояться ошибиться, – какая уж тут работа. Я и сам, конечно, буду. Но я один – это ещё полбеды, справимся. На ребятах уже довольно много держится. Они удивительные молодцы… А рожа у тебя смешная получилась.

– Почему-то всегда смешная получается, если я не стараюсь сделать что-то конкретное, а леплю что попало. Видимо, специально для того, чтобы при мне было не страшно – ошибаться и вообще всё. Похоже, я этого очень хочу.

– Чтобы тебя не боялись? – удивился Малдо. – Ну надо же. Надо быть по-настоящему страшным человеком, чтобы всерьёз этого хотеть.

– Да не то чтобы «по-настоящему страшным», – усмехнулся я. – Просто я же несколько лет ходил в Мантии Смерти И весь город от меня дружно шарахался. Ужасно надоело. Счастье, что больше не надо её носить.

– А кстати, это правда, что ты плевком убить можешь?

– Могу. И Смертным Шаром воли лишить – тоже запросто. Но это вовсе не означает, будто я с утра до ночи с удовольствием занимаюсь подобной ерундой.

Малдо Йоз посмотрел на меня с нескрываемым восхищением. Видимо теперь со мной стало ещё интересней, чем раньше. Могу его понять. Когда-то я сам зачаровано пялился на смертоносные руки Шурфа Лонли-Локли. И, будем честны, именно поэтому захотел с ним подружиться. Ради тех удивительных ощущений, которые испытывал, находясь рядом с совершенным убийцей, который не просто безупречно вежлив со мной, но и, страшно сказать, постоянно печётся о моём благополучии. А что Перчатки Смерти оказались далеко не единственным достоинством моего друга – так это мне просто повезло.

Ну или нам обоим.

– Можешь сколько угодно делать вид, будто ты совсем не страшный, но справедливости ради следует признать, что рядом с тобой сложно чувствовать себя в полной безопасности, – наконец сказал Малдо.

– Как будто вдалеке от меня это просто, – вздохнул я. – На самом деле есть только один способ быть в безопасности, хоть рядом со мной, хоть на другом краю Вселенной – не бояться. Никакой иной безопасности не существует в природе. Кто тебе такую глупость сказал.

– Звучит здорово! – обрадовался он. – Это совершенно новая для меня концепция, и я её обдумаю. Но не прямо сейчас: мои коллеги вот-вот будут тут, и начнём работать. Как тебя им представить?

– Да как угодно. Любое имя сойдёт. Лишь бы ты его помнил, на меня в этом смысле надежды мало.

– Тогда будешь Пелле Дайорла, – решил Малдо. – Так звали моего начальника, с которым мы когда-то строили виллы на побережье. Отличный мужик. Бывший послушник Ордена Водяной Вороны, сбежавший оттуда чуть ли не на первом году обучения из-за разногласий с наставниками; как он при этом жив остался, не понимает вообще никто. Потом долго жил где-то, не то в Куанкулехе, не то в Лумукитане, я их вечно путаю. Ходят слухи, что он был там кровожадным разбойником и нажил огромное состояние, которое до сих пор зарыто где-то на одном из островов Холтари; хотелось бы верить, но подозреваю, Пелле всё выдумал, потому что очень уж здорово звучит. Он, видишь ли, поэт, и красота художественного образа для него важней скучной житейской правды.

– Ого, поэт! И как, хороший?

– Этого не знает никто. Пелле Дайорла записывает свои стихи исключительно на кирпичах, которые потом вмуровывает в фундаменты будущих зданий, так и не дав никому прочитать. Объяснял мне: это такая древняя магия, плата духам земли за то, чтобы дом простоял века. А когда я, поверив, попросил научить, ржал, как школьник, – обманули дурака!

– Значит, действительно хороший поэт, – заключил я. – Причём вне зависимости от того, что именно он пишет на своих кирпичах. Поступки – это же совершенно отдельный поэтический жанр; жаль, что мало кто это понимает.