Злоупотребление алкоголем во время приема у Ван Фюрстов не затушевало ее воспоминаний о стычке с Клио. То, что Клио распространяла слухи об ответственности Беверли за самоубийство мужа, было не просто нелепой сплетней, а гораздо хуже – ничем не оправданной жестокостью и явно было продиктовано желанием обрушить удар именно в то место, где всего больнее. С кем Клио поделилась своими мерзкими клеветническими домыслами? Если она сказала об этом уже и Валери, которая не входила в круг ее близких знакомых, значит, в курсе практически все.
Беверли старалась вычеркнуть тот вечер из памяти, но рана, нанесенная Клио, загноилась. Завуалированные оскорбления, умело вставляемые в светский разговор, ничего не значили, но ведьмино варево из недомолвок и намеков предпринималось с явной целью опорочить и унизить Беверли, насколько это возможно, в глазах гостеприимного хозяина дома. Беверли подозревала, что Клио в этом преуспела, причем еще задолго до праздничного вечера.
Хотя Ван Фюрсты пригласили ее, но типографски отпечатанное извещение пришло без сопроводительной приписки от руки, какие она обычно получала в прошлом, – «ждем с нетерпением» или «надеемся здорово повеселиться», начертанные в уголке округлым почерком Констанс. В этом году Беверли стала лишь рядовой гостьей, одной из нескольких сотен приглашенных, получивших стандартную карточку цвета слоновой кости с формальным текстом.
– Какие чувства это вызвало у вас?
Доктор Прескотт еще не раскрыл рот, а она уже знала, что он спросит.
– Это меня взбесило, – ответила она. – Что Клио могла знать о том, через что я прошла?
Беверли ощутила, как слезы щиплют глаза, и взяла бумажную салфетку из стаканчика на столе, предусмотренного для подобных случаев.
– Что может знать человек о том, как сложилась семейная жизнь у других?..
Вопрос был риторическим. Она знала, что ответа от доктора не получит. У Беверли не было никаких сомнений в том, что когда-то она любила Дадли. Она любила его за озорной, почти на грани неприличия юмор, за широкую улыбку, а более всего за мягкость и доброту. Ей нравился его всегда ровный, без всплесков и перехода на крик голос, его манеры, его спокойная нежность в обращении с ней.
В первые годы их семейной жизни ее все это удовлетворяло. Она и не думала желать большего. Он не был красавцем, но производил приятное впечатление. Его нельзя было назвать удачливым бизнесменом, но достойный образ жизни был им обеспечен. Что с того, что она водила «Форд Таурус», а не «Мерседес»? Она никогда не чувствовала себя в чем-то обделенной. Дадли почитывал «Санди таймс», мог поддерживать любой разговор, оставаясь всегда самим собой и не подлаживаясь под чьи-то вкусы, но, однако, был принят везде с радушием благодаря своему обаянию и способности быстро схватывать все на лету. Что с того, что он не был интеллектуалом? Она тоже не входила в эту когорту. Как все поменялось, она так и не смогла понять. Энфизема обнаружилась позднее. Распад их брака начался задолго до его болезни.
Беверли усматривала в отъезде Дейдры из дома причину последующих семейных неурядиц, но, очевидно, нечто еще до этого медленно разъедало нежную ткань любви и согласия, иначе бы поступок дочери не привел к такой вспышке взаимной враждебности, а затем и полного неприятия друг друга. Дадли настаивал, чтобы Дейдра продолжила учебу в школе-интернате, причем предлагал ей ограниченный выбор – между заведениями мисс Поттер и «Гаррисон Форест». Обе школы были только для девочек, и обе были на большом удалении от родительского дома.
По причине, которой Беверли так и не поняла, Дейдра обратила весь свой гнев на мать, а не на отца, хотя именно от него исходила эта инициатива. Дочь перестала разговаривать с Беверли и лишь иногда обрушивалась на нее с нападками, обвиняя в отсутствии материнского чувства и в желании сбагрить с рук своего ребенка.
По приезде домой на каникулы Дейдра чего только не наговорила. Атмосфера в доме Уинтерсов была отравлена ненавистью. Агрессивная, озлобленная, Дейдра презирала мать и игнорировала любые советы отца. В свою очередь, Беверли прониклась презрением к человеку, который, как она считала, по своей глупой прихоти разрушил семью.
Конечно, доктор Прескотт спустя годы помог ей понять, что эта упрощенная версия была действительно слишком упрощенной. Здесь были замешаны и другие факторы, от коих и возникали проблемы. Беверли ревновала, чрезмерная привязанность Дадли к дочери пробуждала в ней все возраставшую ревность.