Слишком много приведений

Обменяв в обменном пункте сто пятьдесят долларов на рубли, я протянул деньги в окошко букмекеру.

- На Аристотеля.

Лысый розовощекий букмекер поперхнулся и уставился на меня изумленным взглядом поверх очков.

- Вы... серьезно? - осторожно спросил он.

- А что, это большие деньги? - буркнул я.

- В общем-то нет, - согласился букмекер. - У меня и по тысяче долларов ставят... Но на фаворитов.

- И выигрывают потом мизерные суммы, - скривился я и с бравадой добавил: - Либо пан, либо пропал!

Букмекер вздохнул, пожал плечами.

- Народу сейчас пропадает много. И господа, и все прочие... философски заметил он, подавая мне квитанцию. - Желаю удачи.

Трудно было разобрать, сочувственная или язвительная улыбка играет у него на губах и какого рода удачу он мне желает. В "пропадании", что ли?

Не успел я отойти от окошка букмекера, как меня остановил весьма благообразный старичок. Этакий интеллигент застойных времен: с палочкой, в сандалиях, парусиновых брюках и белой косоворотке.

- Простите, молодой человек, вы здесь новичок? - вежливо поинтересовался он.

- Да. А в чем дело? - спросил я, пряча квитанцию в карман.

- Не могли бы вы сообщить, - дрожа морщинистыми щеками, попросил он, на какую лошадь поставили? Говорят, новичкам везет...

Прозрачные глаза старичка слезились, руки, опиравшиеся на палку, дрожали. На кидалу он был еще менее похож, чем коротышка в галифе, а по фасону рубашки и брюк можно было судить, что жизнь у него отнюдь не сладкая. Видимо, как и я, решил на ипподроме попытать счастья.

- Отчего же не сообщить? - улыбнулся я. - Ставьте на Аристотеля в последней скачке. - И добавил, вспомнив реплику коротышки: - Верняк!

Старичок на мгновение оторопел, затем обидчиво поджал губы.

- Нет уж, благодарю покорно...

Определенно решил, что я его разыгрываю. Похоже, счастье он пытал здесь давно, чуть ли не с юности.

- Напрасно. Жалеть будете.

Старичок насупился и засеменил прочь. Не верил он в мою удачу. Ну и бог с ним. Я сам в себя не верил.

Купив самый дешевый входной билет, я прошел на трибуны. Место оказалось не очень удобным - далеко за финишной чертой возле поворота беговой дорожки. Но мне-то что? Я сюда не болеть пришел, а выигрывать, и никакой иной результат меня не устраивал. Другое дело - настоящие болельщики. Центральная трибуна оказалась забитой до отказа, а на крайних было посвободнее. Но именно здесь, на дешевых местах, находились самые азартные почитатели конного спорта. Какой гвалт поднялся, когда начался парад - представление участвующих в бегах лошадей и наездников! Если в тени под огромным козырьком центральной трибуны сидели респектабельные люди: владельцы лошадей, конюшен, спонсоры - и вели себя достаточно сдержанно, то на крайних трибунах, на . солнцепеке, расположились обыкновенные болельщики, ставившие на своих любимцев в основном гроши. Они-то и устроили настоящую овацию с приветственными криками и свистом. В отличие от меня не деньги привлекали их на ипподром, а красота лошадей и азарт скачек. Та самая красота, которой я не понимал.

Белобрысый парень по соседству с жаром доказывал своему приятелю в тюбетейке - то ли узбеку, то ли туркмену, - что Милютин на Прибое придет первым и как пить дать уделает Сатарбекова на Искандере минимум на полкорпуса. И более легкая австралийская коляска Сатарбекову не поможет. Приятель возражал ему с чисто азиатской уклончивостью: мол, пока караван в пути, нечего барыши подсчитывать.

- Да ты не юли! - кипятился белобрысый. - Скажи, что спорить боишься. Уделает на этот раз Милютин твоего Сатарбекова, кого хочешь спроси! - Он обернулся ко мне: - Мужик, а ты как считаешь?

- Вполне возможно, - обтекаемо ответил я.

- Во, слышишь, что люди говорят?! - победно заключил белобрысый парень.

- Слышать - не видеть, - хитро прищурил и без того узкие глаза его приятель. - Слово - серебро, молчание - золото, а факт - алмаз.

Я хмыкнул. Не застыла в веках, оказывается, арабская мудрость. Развивается в ногу со временем.

- Да что с тобой говорить, - махнул на друга рукой белобрысый и снова повернулся ко мне. - Пиво будешь?

Он протянул надпитую бутылку.

Солнце палило немилосердно, и я кивнул. Взял бутылку, вытер ладонью горлышко, отхлебнул. Пиво оказалось теплым, местного разлива, но на удивление неплохим. Впрочем, в такую жару будешь пить что угодно и любое пойло покажется изумительным.

- Спасибо, - вернул я бутылку.

Пиво скользнуло в желудок, и я ощутил, что он пустой - от утренней порции макарон с кетчупом и следа не осталось. Нестерпимо захотелось есть. Говорят, такое случается при сильном нервном напряжении. А нервы мне сегодня хорошо потрепали - Рыжая Харя в больнице, потом следователь Серебро и Шурик Куцейко со своей змеей... Да и сейчас я был немного на взводе: дар предсказания, как назло, не проявлялся, и уверенности, что именно на ипподроме достану нужные деньги, не было. Нет ничего хуже неопределенности.

- Чего там спасибо, - ухмыльнулся белобрысый. - Вот уделает Милютин Сатарбекова, нам Махмуд ящик пива поставит. А?

Он с ехидцей уставился на приятеля, явно подначивая на пари.