Слишком много приведений

Они пили шампанское, ели мороженое, Алла курила длинную тонкую сигарету с золотым мундштуком... Парень был ей под стать. Худенький, симпатичный, улыбчивый, в безукоризненном легком костюме, белой рубашке при галстуке, со стрижкой плейбоя. Определенно где-то на обочине у кафе их поджидал "Мерседес". А мне почему-то думалось, что Алла сменит меня на типичного "нового русского" мордоворота с квадратной челюстью, скошенным узким лбом, короткошеего и клешнерукого, типа бандюги-увальня с ипподрома.

Я фыркнул и покачал головой. Завидую, что ли? И неожиданно понял, что завидую. Нет, не "Мерседесу" на обочине, а тому, что живет этот парень обыкновенной человеческой жизнью. Может, и рисковой, со стрельбой, поножовщиной и мордобоем - просто так "Мерседесы" никому не даются, - но все же ОБЫКНОВЕННОЙ нашей современной жизнью! Без всяких трансцендентных штучек.

Рука сама собой потянулась к пачке, но я вовремя вспомнил, что там за сигареты, и чертыхнулся. К счастью, подоспел официант с подносом и принялся выставлять на стол заказ.

- И сигареты, пожалуйста, - попросил я.

- Какие?

- "Camel".

Официант покосился на практически полную пачку на столе, но опять ничего не сказал и принес новую.

Закурив, я с облегчением перевел дух, отхлебнул пива. И как на свет народился. Сигарета была настоящей, а пиво вкусным, духмяным. Ладно, пока живем, будем жить!

Отодвинув тарелку с креветками на противоположный край стола, я принялся за цыпленка. Не знаю, чем кормил меня ночью каратист, но, похоже, в его деликатесах калорий было ноль, так как голод я ощутил просто-таки зверский. В один присест проглотил половину цыпленка, запил стаканом пива и лишь тогда обратил внимание, что тарелка с креветками стоит нетронутой.

- Что же ты? - тихо спросил я. - Это тебе, ешь.

Проблеском надежды запоздало промелькнула шальная мысль, что "грызун" навсегда меня покинул, но она тут же исчезла, поскольку одна из креветок зашевелилась в тарелке и начала с хрустом исчезать в невидимой пасти.

Странно, но разочарования я не испытал. Наоборот, в груди теплом разлилось умиление. Надо же, каким вежливым и культурным стал мой "грызун"! Стоило раз по-человечески пригласить на обед, как он мгновенно превратился в светского парня. Глядишь, закадычными друзьями станем, не только трапезничать за одним столом будем, но и бражничать, пьяные песни в обнимку орать...

"От чего это меня так развезло, что откровенная чушь в голову лезет? вяло проплыло в голове. - После стакана пива, что ли? Вчера сколько за картами выпил - и ни в одном глазу, а тут..."

Я попытался трезво оценить ситуацию и понял, что впервые за несколько дней чувствую себя сытым, поэтому и испытываю легкую эйфорию. Прав все-таки был, когда подозревал, что в угощении "мелких бесов" нет ни грамма калорий и ни молекулы спирта.

- Добрый день, Роман Анатольевич, - услышал я за спиной и, вздрогнув от неожиданности, обернулся.

У столика, склонившись под зонтик, стоял следователь Серебро. Рукой с забинтованным пальцем он придерживался за спинку пластикового кресла и смотрел на меня сквозь непроницаемо черные стекла солнцезащитных очков. Будто позавчера его не только за палец укусили, но и в глаза ядом плюнули, и теперь он скрывал от окружающих пустые глазницы.

- Вы позволите? - Серебро, не дожидаясь ответа, выдвинул из-под стола кресло и сел.

- Попробовал бы не позволить... - пробормотал я. Хорошее настроение мгновенно испарилось.

- В нужном направлении мыслите, - согласился Николай Иванович. - Я бы мог к себе вызвать, но в кабинете на вас будет давить официальная обстановка, а мне хочется поговорить по душам.

Он повернулся, махнул официанту рукой, и тотчас перед ним появился запотевший бокал пива и блюдце с нарезанным соломкой сыром. Вероятно, сделал заказ загодя, либо здесь хорошо знали и его самого, и его вкусы.

Я мельком глянул на следователя. Волевое лицо Николая Ивановича отнюдь не говорило о предрасположенности к задушевным беседам. Скорее наоборот. С тоской заныло сердце. Рано я списал следователя со счетов. Позавчера как мальчишка радовался, что все закончилось, и напрасно. Если здраво рассудить, то допроса как такового и не было. Он тогда только начался...

Украдкой покосившись в сторону Аллы, я облегченно перевел дух. И она, и ее спутник уже покинули в кафе. Не знаю почему, но мне очень не хотелось, чтобы кто-то из знакомых видел меня со следователем.

Николай Иванович отхлебнул из бокала, закусил ломтиком сыра. Делал он это неторопливо, степенно, словно собирался сидеть здесь до вечера.

- Можно? - спросил он, указав на пачку сигарет. Пачка была та самая, "потусторонняя".

- Курите, - пожал я плечами.

Странное впечатление производил Николай Иванович в солнцезащитных очках-консервах. Словно и не очки это, а глаза - холодные, немигающие.

Серебро извлек из пачки сигарету, обстоятельно размял, зачем-то понюхал, наконец прикурил. Однако прикурил осторожно и, по-моему, не затягиваясь. Пару раз выпустил изо рта дым, поморщился и загасил сигарету в пепельнице.

- Дерьмовый табак.