– Ну а мне наконец-то стало хорошо: в первый раз за неделю расслабился. Но долго засиживаться там я не стал, перед темнотой ушел. Привел себя в порядок, доел цыпленка и решил, что пора сматываться. Думал наведаться еще к тете Ренни, но чувствую – настроение уже не то. Чтобы с ней разобраться, надо было снова завестись, а мне уже не хотелось. Ну и желудок полный, цыпленок-то оказался здоровый. Я там все съел, не стал с собой брать, потому что боялся собак: вдруг почуют, когда буду пробираться переулками. Решил, пожру так, чтобы на неделю хватило. Но когда до тебя добрался, сама видишь, как проголодался.
Он оглядел кухню.
– А выпить у тебя, должно быть, ни хрена нет. Чай-то был поганый.
– Наверное, есть вино, – сказала Нита. – Я не знаю, сама я больше не пью…
– Подшилась?
– Нет. Просто разонравилось.
Встав, она почувствовала, как дрожат ноги. Ну а как же иначе?
– Я там подправил телефонный кабель, прежде чем войти, – сказал он. – Так, на всякий случай сообщаю.
Станет ли он бесшабашным до неосторожности, когда выпьет? Или будет еще злее и бешенее? Кто его знает? Нита отыскала вино тут же, на кухне, никуда не выходя. Они с Ричем раньше выпивали каждый день немного красного вина, – говорят, это хорошо для сердца. Или плохо для чего-то, что нехорошо для сердца. Сейчас, в испуге и смятении, она не могла вспомнить.
В испуге. Конечно. То, что она онкологическая больная, помочь ей никак не могло. Верная смерть не позже чем через год никак не отменяет возможности умереть прямо сейчас.
– Во, другое дело! – обрадовался он. – А крышка-то не нарезная. Штопор есть?
Она потянулась к ящику, но он вскочил и оттолкнул ее, хотя и не очень грубо.
– Ну-ну, я сам! А ты к этому ящику не подходи. Ух ты, сколько тут всего!
Он вынул ножи и выложил их на сиденье своего стула – туда, куда она не смогла бы дотянуться. Потом открыл бутылку штопором. Она оценила, каким жутким оружием этот штопор мог оказаться в его руках. Сама-то она ни при каких обстоятельствах не смогла бы им воспользоваться.
– Я сейчас встану, возьму стаканы, – предупредила Нита, но он не разрешил.
Сказал, что стакана не надо, и спросил, есть ли пластмассовый?
– Нет.
– Тогда чашки. Смотри, я слежу.
Она поставила на стол две чашки и сказала:
– Мне самую капельку.
– И мне тоже, – откликнулся он с деловым видом. – Мне же еще машину вести.
Однако свою чашку наполнил до краев.
– Не хотел бы я, чтобы какой-нибудь коп сунулся меня проверять.
– Свободные радикалы! – произнесла она вдруг.
– Чего?
– Это говорят про красное вино. Оно то ли разрушает эти радикалы, потому что они вредные, то ли создает их, потому что они полезные {43} . Не помню.
Нита отпила глоток, и ей не стало плохо, как она ожидала. Он пил, все еще не садясь.
– Смотрите, на ножи не сядьте, – сказала она.
– Ты надо мной не прикалывайся! – прикрикнул он.
Собрал ножи и положил их назад в ящик. Потом сел.
– Ты думаешь, я тупой, да? Думаешь, я неврастеник?
Она почувствовала, что ей дается шанс, и ответила:
– Нет, просто мне кажется, что вы никогда раньше не делали ничего подобного.
– Конечно не делал. Ты что думаешь, я убийца? Ну да, я их убил, но я же не убийца.
– Конечно, это большая разница, – сказала она.
– Еще бы!
– Я понимаю, что значит избавиться от обидчика.
– Кто понимает? Ты?
– Да. Я сделала то же самое, что и вы.
– Ты?! – Он отодвинулся вместе со стулом, но не встал.
– Не хотите – не верьте, – сказала она. – Но я сделала то же самое.
– Да ни хрена ты не сделала. Ну как ты убила?
– Отравила.
– Да что ты болтаешь? Хочешь сказать: напоила гостей своим сраным чаем, что ли?
– Не гостей, а одну женщину. И не чаем. С чаем все в порядке, он продлит вам жизнь.
– Не хочу я продлевать жизнь, если для этого надо пить такое дерьмо. Ну так что дальше: яд же найдут в трупе по-любому?
– Не всегда. С растительными ядами это не всегда так. Да и никто даже не подумал об отравлении. Она в детстве болела полиартритом, потом он стал прогрессировать, так что она не могла заниматься спортом, ничего делать, все время присаживалась отдохнуть. И когда умерла, никто особенно не удивился.
– А что она тебе сделала?
– Это была девчонка, в которую влюбился мой муж. Он собирался меня бросить, а на ней жениться. Сам сказал мне об этом. А я для него все делала. Мы с ним вместе строили этот дом. И, кроме него, у меня никого не было. И детей не было, потому что он их не хотел. Я научилась плотничать. На стремянки залезала, хотя боялась высоты. Он был всей моей жизнью. А потом собрался бросить меня ради этой бестолковой плаксы из учебной части. Мы с ним всю жизнь работали, а досталось бы все ей. Это что, справедливо?
– А яд откуда?