Слишком много счастья (сборник)

Конечно, я понимаю, что если бы встретил Нэнси где-нибудь – например, в торонтском метро – и мы сразу узнали бы друг друга по отметинам на лицах, то у нас получился бы неловкий и бессмысленный разговор с судорожным перечислением основных фактов наших биографий. Я увидел бы, что щека у нее почти нормальная. Или наоборот, что шрам очень заметен. Но в разговоре мы постарались бы это обойти. Наверное, мы заговорили бы о детях. Вообще о самочувствии. О внуках. О работе. Мне, скорее всего, не пришлось бы ей рассказывать, чем я занимался. Мы были бы сильно взволнованы, радушны и умирали бы от желания поскорей уйти.

Как вы думаете, изменила бы что-то такая встреча?Возможные ответы: «Да, конечно», «Ненадолго», «Вовсе нет».

Есть такие женщины

Мне и самой порой становится странно, как подумаю, насколько я стара. Помню времена, когда улицы нашего городка летом поливали водой, чтобы избавиться от пыли; когда девушки носили корсеты и платья, которые не падали, если их поставить на пол; когда совсем не умели лечить ни полиомиелит, ни белокровие. У больных полиомиелитом еще, бывало, наступало улучшение, хотя они и оставались калеками, а вот больным лейкозом просто прописывали постельный режим, и через несколько недель или месяцев угасания в атмосфере полной безнадежности они умирали.

Благодаря одному такому больному я получила первую в жизни работу: в тринадцать лет, на летних каникулах. Молодой мистер Крозье (Брюс) вернулся целым и невредимым с войны, где был летчиком-истребителем, поступил в университет на исторический факультет, окончил его, женился, а потом заболел лейкемией. Тогда они с женой решили вернуться в его родной дом, в котором жила его мачеха – старая миссис Крозье. А молодая миссис Крозье (Сильвия) дважды в неделю отправлялась преподавать на летних курсах в том же университете, где и познакомилась с мужем, – за сорок миль от дома. И они наняли меня ухаживать за молодым мистером Крозье, пока его жена на работе. Он лежал в постели в угловой спальне на втором этаже, с окном на улицу, и мог пока самостоятельно добираться до туалета. Так что я должна была только приносить воду, поднимать и опускать шторы и спрашивать, что ему угодно, когда он звонил в колокольчик, стоявший на тумбочке у кровати.

Обычно он просил передвинуть вентилятор. Легкое дуновение ветерка ему нравилось, но шум раздражал. Поэтому он хотел, чтобы я оставляла вентилятор на какое-то время в комнате, а потом выносила в коридор, но недалеко, возле открытой двери.

Когда моя мама об этом узнала, она поинтересовалась, а почему бы им не поместить больного внизу: там потолки наверняка повыше, и ему будет попрохладнее.

Я объяснила, что в доме нет спален на первом этаже.

– Ну и что? Господи боже мой, разве нельзя поставить там кровать? Временно?

Мама совсем не представляла себе порядки, установленные в этом доме старой миссис Крозье.

Старая миссис ходила с палкой. Во второй половине дня на лестнице раздавались ее зловещие шаги: она шла проведать пасынка. Когда я дежурила, это случалось только раз в день, но и когда меня там не было, вряд ли она навещала его чаще. В случае необходимости, впрочем, могла заглянуть еще раз вечером – перед сном. Но одна только мысль о том, что на первом этаже можно устроить временную спальню, привела бы ее в такое же бешенство, как предложение превратить гостиную в туалет. Он, к счастью, имелся внизу, за кухней, и я уверена, что если бы в доме был только один туалет, наверху, то она предпочла бы, невзирая на трудности, карабкаться на второй этаж, но ни за что не стала бы ничего перестраивать внизу.

Моя мама в то время носилась с идеей открыть антикварный магазин, и потому ее очень интересовала обстановка в доме Крозье. Однако проникнуть туда ей удалось только однажды, в мой самый первый рабочий день. Я была на кухне и прямо застыла на месте, услышав веселое «Эй!», а потом свое имя. Мама небрежно, только для вида, постучала, и на крыльце кухни послышались ее легкие шаги. Тогда со стороны застекленной террасы, где принимала солнечные ванны старая миссис Крозье, послышались другие шаги – тяжелые и зловещие.

Мама сказала, что просто заглянула посмотреть, как тут устроилась ее дочка.

– С ней все в порядке, – ответила старая миссис Крозье, стоя в дверях и тем самым закрывая от мамы весь антиквариат.

Мама еле-еле сумела выдавить из себя еще несколько слов и поспешно ретировалась. Вечером она заметила, что старая миссис Крозье плохо воспитана, да и вообще эта женщина – всего лишь вторая жена, которую покойный подцепил где-то по пути в Детройт, во время деловой поездки. Вот почему она курит и красит волосы в черный, как смоль, цвет и помада у нее на губах выглядит так, словно она объелась вареньем. И она даже не мать больного, лежащего наверху. Даже не смогла родить ребенка.

(В тот день мы с мамой поссорились – что было у нас обычным делом – именно из-за ее визита к Крозье, но это к моему рассказу не относится.)