Дверь нам открыл небольшого роста худощавый пожилой человек с совершенно белыми длинными волосами, стянутыми у самой шеи в пучок, при помощи простой черной резинки. Он молча пропустил нас в дом, жестом пригласил войти в одну из комнат.
Наверняка, это был кабинет. Вдоль стен, от потолка до пола, стеллажи с книгами под маленьким окошком узкая тахта, накрытая мягким теплым клетчатым пледом. Посредине большой письменный стол с удобным креслом с одной стороны и двумя стульями, старыми, с потертой кожаной обивкой, – с другой.
Хозяин кабинета занял кресло и предложил нам стулья. Все это молча, жестами.
Заговорил он приятным и каким-то удивительно молодым баритоном.
– Я не думаю, молодые люди, что наш с вами разговор будет длинным. Вы ведь сказали, что хотите поговорить со мной о моем старшем сыне.
Я кивнула в знак согласия.
– Уже пять лет я ничего не знаю о своем старшем сыне, и, представьте себе, ничего не хочу знать. О причинах таких отношений между нами я не собираюсь говорить, если меня не обяжет к этому судебное решение, – он вопросительно посмотрел сначала на Дэвида, потом на меня.
– Нет, мы не собираемся вмешиваться в сложное прошлое вашей семьи, – я постаралась это сказать, как можно, мягче, – но, возможно, вы сможете нам рассказать о том, каким был Тони раньше, например, когда он был еще школьником.
– Мне трудно понять, чем это может вам помочь в раскрытии преступления, вы ведь этим занимаетесь? – Я кивнула. – Но он был очень хорошим и послушным мальчиком. С ним не было хлопот, школу он окончил на отлично.
– Вы любили его? – вопрос буквально вырвался у меня, я смутилась и не ожидала ответа.
– Любил, – ответил он каким-то неожиданно глухим голосом, – но без взаимности.
Этот визит оставил в душе настольно тяжелое впечатление, что не хотелось обсуждать его результаты ни с кем. Мне казалось, что Дэвид понял меня, поэтому весь недолгий путь до моего дома мы ехали молча. Комиссару мы не позвонили. Да в этом и не было необходимости. Была договоренность о том, что завтра мы все встречаемся в его кабинете. Сейчас, в отрыве от моей основной версии, мне нечего было ему сказать.
Развязка
На следующий день в кабинете комиссара Катлера были не только те, кто проводил расследование, и не только знакомые нам участники событий.
В аэропорту при попытке улететь за границу с поддельным паспортом был задержан Энтони Фатмер. Похоже, он был к этому психологически готов, просто у него уже не было возможности скрываться, он был сильным игроком, поэтому правильно оценивал свои шансы.
Оказавшись в кабинете комиссара, Фатмер тоже вел себя спокойно. Он сразу потребовал адвоката. Поэтому на нашем импровизированном совещании присутствовал еще и Самуил Коен.
Итак, на сей раз, все было так, как обычно бывает в классическом детективе. Действующие лица собраны в одной комнате, а многоопытный сыщик преподает им урок логики. Конечно, изложить версию событий мог и Эрик Катлер, но он считал, что я раньше обо всем догадалась, а я не стала с ним спорить.
Мы решили не тратить время на допрос Фатмера. Этих допросов еще предстояло достаточно много. Мы не сомневались, что придется иметь дело с хитрым и хорошо подготовившимся противником, которого не так просто будет заставить говорить правду.
Мое изложение версии этих трагических событий было задумано не для того, кто знал о них больше меня.
И так, уточняю: кроме меня, комиссара и Дэвида, здесь были Роберт Гретт, Моник Саммерс, а также Тони Фатмер и его адвокат Сэм Коен.
Скажу сразу, что моя версии подтвердилась почти полностью, все, что выяснялось в ходе судебного разбирательства не только не противоречило ей, но и служило доказательством моей правоты. Поэтому я могу со спокойной совестью повторить все, что говорила тогда.
Тони познакомился с Джейн тогда, когда она поступала в университет. Джей льстило внимание Фатмера. В окружении девушки еще не было таких умных и основательных молодых людей. В это время Джейн стремительно менялась. Она устала от своего одиночества, от постоянных поисков любви, от обиды на равнодушие родителей и от жалости к себе. В Тони ей нравилась его абсолютная однозначность. Ясность жизненных принципов. Он верил в свою гениальность и исключительность, а она с удовольствием разделила эту веру.
Верить в далекого и непонятного Бога – это для слабых и бездарных. Такой человек как Энтони Фатмер должен верить только в себя, в свой уникальный интеллект, в свою избранность. И Тони верил сам и заставил Джейн верить в него так, как верят, если не в Бога, то в пророка.
О Моник и ее предполагаемом наследстве Фатмер узнал от Джейн. План возник тогда, когда Энтони увидел Моник и заметил, насколько девушки похожи друг на друга. Если вы думаете, что все это было затеяно только ради получения денег, то вы не поняли, что представлял собой Энтони Фатмер.