Слишком женская история

Надо же, дед ее умер. А казался вечным. Мучительно им жилось в тесноте и обиде. Варваре наверняка его жалко: она часто повторяла, что чувствует себя оккупанткой. Только куда им было деваться? На улицу? Алена ведь тоже нервами заплатила за свою изолированную однушку. Как вспомнит Алевтину с ордером в руках…

Алевтина – ее покойная свекровь, мертвая подруга мертвой матери. Их отношения чем-то напоминали Аленины и Варварины. Ольга утешала, наставляла и опекала Алевтину, которая была лет на двенадцать старше ее самой. Сколько Алена себя помнила, эта женщина их не оставляла. Часто приходила в гости и серьезно заботила чем-то мать. Но Алену волновал только ее муж, дядя Стас. Высокий, под два метра, он не был астеником. Видимо, жизнь натренировала его, сделав мускулистым и широкогрудым. И атлетизм в прирожденном, беглым взглядом определяемом сибарите шокировал. Сразу, а не в ходе нудных поисков чего-нибудь интересного в лице выяснялось, что он большеглазый и высоколобый без залысин. Скулы, нос и подбородок были идеальными. Но, чтобы люди на месте не дохли от зависти к совершенству, природа одарила его неяркими узкими губами. Ну и? Они лишь не мешали любоваться блестящими стиснутыми зубами, обрамляя оскал ироничной полуулыбкой.

Алена навсегда запомнила свою первую встречу с красавцем. Стас ярко обрадовался «театральной» Ольге. Костюмерша не костюмерша, но духом особым была пропитана. Он трепался с ней целый вечер. Мать корчилась и рыдала от хохота, виновато поглядывая на суетившуюся с закусками Алевтину. Наконец обаятельный затейник посмотрел на Алену. И подарил ей крыло сойки. Голубые перья мгновенно ввели девочку в транс. Пальцы уродливо скрючились на разноцветном чуде, глаза сами собой закрылись. А из открывшегося для изъявления благодарности и восторга рта неостановимо потекла липкая слюна.

– Господи, что за физиономия? – брезгливо и смущенно воскликнула Ольга.

– Малышка с задатками, – похвалил Стас, – умеет обалдевать.

Мать грубо прошлась носовым платком по лицу дочери. Но на большее в присутствии Стаса и Алевтины не решилась.

Тогда же Алену познакомили с Юрой. Мальчик родился на четыре года раньше, чем она, но был на голову ниже и раза в два тоньше. Он ущипнул ее за локоть, толкнул и крикнул в ухо:

– Чего застыла?

Юра ей понравился.

– Похож на дядю Стаса, – поделилась она дома с матерью.

– Только не это, – испугалась Ольга. – Лучше смерть.

Алена ничего не поняла, но заплакала.

Она разобралась в ситуации через несколько лет. Юра был сыном Алевтины и ее солидного первого мужа, который в одночасье лишился разума. Однажды утром он начал отвечать на вопросы коллег цифрами – номерами внутренних телефонов министерства. Поскольку должность заместителя начальника отдела исключала «шутки-юмор», те вызвали психиатрическую бригаду. Диагноз надежд не оставлял. С ним было невозможно общаться, он тосковал и жил дома. Когда начинал яриться от одиночества, его запирали в больнице месяца на три. Потом на шесть. На год. Через пять лет он умер. На поминках Алевтина рассказывала знакомым, что у него был свой язык: один номер означал хорошее самочувствие, другой плохое, третий еще что-то. Она уже почти выучила отдельные «слова». Но несчастный стал выкрикивать все удлиняющиеся «предложения».

Алевтина была задумана и осуществлена Создателем невезучей. Эта умная, добрая, терпеливая женщина постоянно становилась объектом злословия. Она была секретарем-машинисткой в непрестижной конторе, брала работу – тоннами листов – на дом, но никогда не получала больше полутора сотен. Ребенок на руках. Больная мать, которой почему-то не начислили пенсию. Напрашивался вывод о замужестве.

– Куда ей! Один женился – симпатичный, с карьерой, но оказался психом. Что и определило его нездоровый выбор, – мерзко острили подруги.

Дело в том, что Алевтина была вызывающе некрасива. Редкие светлые волосы осенней паутиной застилали низкий выпуклый лоб. Глаза, наискосок прикрытые темными веками, чуть синели во впадинах глазниц. С этими самыми впадинами достойно соперничали провалы щек. А рыхлый обвислый кончик носа явно тяготел к узким малоподвижным губам. Она умудрялась пользоваться этой наличностью. Была изящна, всегда держала спину. Делала, мягко говоря, надолго запоминающиеся прически из своего единственного, но очень качественного парика. «Именно я создана для вашей лишней косметики», – уверяла Алевтина, хищно глядя на нетронутые яркие брикетики в наборах приятельниц. Самые бесшабашные тона пудры, теней и помады на обтянутом бесцветной кожей лицевом отделе ее черепа создавали впечатление росписи по живому. И это было сильное, завораживающее впечатление.