Слюни

– Я боюсь, они высмеют то, над чем я сейчас работаю.

– А они могут? – спрашиваю.

– Не знаю.

– Если так, зови их к нам. Я выебу обеих граблями, а потом освежую их, и мы сошьём мне новую куртку.

– Я вообще-то серьёзно.

– Ладно. Над чем ты сейчас работаешь?

Пауза.

– Я шью купальные шапочки для уток.

Пауза длиннее. Теперь молчу я.

– Это круто, – говорю, улыбаясь, так что скулы сводит. – Это то, чего не хватало этому миру.

– Не смейся.

– Такого я ещё не видел, – говорю. – А значит это как минимум интересно.

Еву такой расклад устраивает.

Разумеется, на встречу с лесбиянками меня не зовут.

А жаль.

Остаётся ждать подвоха

К сожалению, даже находясь наедине с собой, в относительной тишине, я никогда не могу расслабиться. Я всегда жду подвоха. Агенты следят за мной. Их камерами напичканы все улицы города, каждый банкомат, каждая машина. Они запоминают мои передвижения. Следят за мной. Агенты говорят: "Мы делаем это ради твоей безопасности".

А я отвечаю им:

– Тогда почему я не чувствую себя защищённым?

Агенты переглядываются и пожимают плечами.

На это им сказать нечего.

Мне кажется, другим людям известно то, чего не знаю я. Такое чувство, что каждый из них владеет маршрутной картой, по которой шагает в жизнь. Как если бы у этих людей в комплекте при рождении шли инструкции к сборке. Может, так оно и есть? Свою инструкцию, например, я нарисовал себе сам. Сюда не ходи, с тем не говори, это не ешь. Не пей, не кури. Работай над "Комментариями без текста". Собирай Коллекцию Бартлби. Преодолевай себя, борись с собой каждый день. Сдерживайся, не искушай Духа. Берегись.

Ева говорит, что у каждого человека есть потребность в общении. Я спрашиваю: и что с этого? А она отвечает:

– У тебя эта потребность отсутствует напрочь.

– Это разве плохо?

– Судя по тому, как ты страдаешь – да.

– Полная самодостаточность и абсолютная никчемность. Вот мои друзья. Точнее, подруги. Они как две лесбиянки.

– И как это понимать?

– Не знаю. Я с этим пока не разобрался. Может, они имеют друг друга? Отлизывают по очереди? Как-то так.

Чтобы не сойти с ума от всего этого стиля и моды, нужно самому быть в меру стильным и модным. Иначе пропадёшь.

Соседи по дому, в котором живёт Ева, сверлят с утра до вечера, ведут ремонтные работы. Меня это злит. Я ходил к ним, пытался объяснить, что нахожусь в очень плохом состоянии. Я попросил их не усугублять моё и без того плачевное положение. Бесконечный скрип, сверление стен, скрежет, стук – вот то, что я слышу ежедневно, сказал я. Так нельзя, нужно что-то с этим делать. Нужно составить какое-нибудь расписание для этой деятельности. Нужно найти выход. Иначе это ничем хорошим не кончится, я уверен.

– А то я скоро совсем рехнусь, – сказал я соседям.

Но соседи восприняли мой визит как личное оскорбление. Пригрозили, что сами придут ко мне.

– Ну что же, – сказал я. – Буду ждать.

Что ещё я мог сказать? Я и не надеялся, что они поймут. Если бы они были людьми, то этой ситуации, скорее всего, вообще не было бы. Но они не люди. Твари какие-то.

Это заставляет меня чувствовать себя беспомощным. Каким-то маленьким, как будто я ребёнок. Мне не нравится это чувство. Я хочу избавиться от него. И думаю.

…я думаю, что в один день не выдержу этого безумия, спущусь к ним на этаж, и вобью гвоздь в лоб тому, кто со мной разговаривал. Я уверен: я смогу убить его.

Я много думаю об этом.

Я представляю, как делаю это.

Сначала идёт мысль, потом действие. Я так считаю.

У меня в мыслях беспорядок. И в моих действиях не следует искать явной логики.

Чем быстрее они сделают ремонт, тем быстрее это закончится. Если я совершу убийство, то освобожусь от Духа, который преследует меня, наверное, ещё с рождения.

Я понимаю, что переехав в другой дом, поменяв квартиру, я не решу проблему. Я знаю это, потому что везде, где бы я ни был, мне встречаются глупые, упёртые люди, не желающие искать взаимопонимания, считающие, что все вокруг им что-то должны. Им плевать на меня и других. Если так, то почему мне должно быть не наплевать на них?

Я беру гвоздь подлиннее, молоток попрочнее и иду к соседу, стучусь к нему в дверь, он открывает, снова недовольный, что я отвлёк его от работы. А я бью его ногой в промежность – просто так, чтобы дезориентировать – потом подношу гвоздь к его лбу, замахиваюсь молотком и бью им по шляпке гвоздя. Тот входит на треть, ударяю ещё раз.

Взмах молотка, удар. Сосед – стена, я – ремонтник.

Крик, вздох, кровь бьёт струёй мне в лицо: горячая, подлая.

Ноги у него подкашиваются, он сползает вниз по двери. Я затаскиваю тело внутрь, убиваю того, кто с ним работает. Я делаю это с помощью подручных инструментов, которыми они работают – гвоздь у меня был всего один и тот застрял в голове, не забывайте.

Может быть, я просверлю ему череп. С помощью перфоратора, которым они просверлили дыру в моём покое, в моей человечности. Проблема в том, что меня схватят.

Меня осудят.

Я буду первым, кто попадёт под подозрение.