Когда фермер ушел, Грегори долго стоял, глядя в окно и ожидая, когда спустится Нэнси. Его очень: что же произойдет дальше? Но вид за окном был вполне мирным. Похоже, Грегори был единственным, кого тревожило происходящее. Даже проницательный мистер Г.Дж.Уэллс, казалось, воспринимал его сообщения не вполне серьезно - он, человек, который был рад любой новости о невероятных событиях, пусть даже не столь невероятных, как в его недавнем романе "Чудесное посещение". Что бы там ни было, Грегори решил как можно скорее отправиться в Норидж, к своему дяде - сразу же, как только поцелует на прощание Нэнси.
Дядя был человеком не столь жестким, как его брат Эдвард, отец Грегори. Он с интересом рассматривал план фермы, который нарисовал Грегори, и набросок отпечатавшегося в грязи следа, с интересом выслушал рассказ о том, что произошло.
И в конце концов сказал:
- Привидения!
Грегори попытался с ним спорить, но тот был тверд:
- Дорогой мой мальчик, боюсь, твоя голова забита чудесами нашего столетия. Ты, конечно, знаешь о таких творениях инженерной мысли, как подвесной мост через залив Ферт-оф-Форт и колоссальная башня Эйфеля в Париже - хотя, если она не рухнет лет через десять, я обещаю съесть свою шляпу. Никто не сомневается, что все эти вещи представляют собой чудо, но они стоят на земле. Ты же пытаешься внушить мне, что инженеры нашего или какого-то другого мира могут построить машину, которая летает от одного небесного тела к другому. Нет, скажу тебе, ни один инженер не в состоянии сделать ничего подобного - и я не просто утверждаю это, но могу сослаться на соответствующий закон. Существует закон, который гласит, что ни один инженер не может летать в каком-нибудь подобии Эйфелевой башни, снабженной моторами, с Марса на Землю, или с Солнца на Землю, или откуда-то еще закон, который можно прочитать в Библии и который отражен на страницах "Корнхилла" ["Корнхилл мэгэзин" - ежеквартальный литературный журнал; издается в Лондоне с 1866 года]. Нет, мой мальчик, твоя голова просто забита чудесами нашего времени, а вашу ферму посетили всего лишь старые добрые привидения.
Грегори погулял по городу, заглянул в книжные лавки, купил кое-что... Он ни на мгновение не сомневался, что его дядя, человек с доброй душой, который мог подарить соверен на прощанье, оказался далеко не столь умным, как думалось Грегори. Осознав это, Грегори вдруг понял, что он уже вырос и что времена переменились.
Но Норидж был приятным городом, и гостить в доме дядюшки тоже было приятно, так что Грегори провел там неделю, хотя собирался пробыть дня три.
Поэтому, вновь проезжая по каменистой дороге, ведущей из Коттерсолла к ферме Грендона, он испытывал угрызения совести. С тех пор, как он был здесь в последний раз, окружающий пейзаж изменился. Всюду зеленела листва, и даже пустошь выглядела не столь мрачно. Большое дерево бузины и вознесшийся ввысь кустарник почти скрывал за собой ферму.
Грегори показалось, будто ферма ферма таинственным образом исчезла, но вот, пришпорив Дэйзи, он увидел черные очертания мельницы, появившейся из-за буйно разросшихся деревьев. Луга к югу от фермы покрывала густая трава. Даже вязы выглядели значительно более развесистыми, чем раньше, их ветви угрожающе нависали над домом.
Миновав широкий деревянный мост и въехав через открытые ворота во двор, Грегори заметил в канаве густые заросли крапивы. Повсюду летали птицы. Однако во всем этом чувствовалось буйство не жизни, а смерти. Стояла тревожная тишина, как будто на ферме лежало проклятие, исключавшее любой звук, любую надежду.
Он сообразил, что подобное впечатление связано отчасти с тем, что Ларди, молодая колли, заменившая Кафф, не выбежала с лаем ему навстречу, как это бывало обычно. Двор был пуст, даже куры исчезли. Ведя Дэйзи в конюшню, он заметил в крайнем стойле пегого коня и узнал лошадь доктора Кроучхорна. Беспокойство Грегори усилилось.
Поскольку места в конюшне уже не было, он отвел свою лошадку к каменным яслям у пруда, привязал ее там и направился к дому. Парадная дверь была открыта. Возле крыльца росли огромные одуванчики. Ползучие растения, до этого не бросавшиеся в глаза, теперь забирались в окна первого этажа. Какое-то движение в густой траве привлекло его внимание, и он, взглянув вниз, отдернул ногу. В сорняках сидела громадная жаба, держа во рту голову все еще извивавшегося ужа. Жаба пристально смотрела на Грегори, будто пытаясь определить, завидует ли человек ее прожорливости. С отвращением передернув плечами, Грегори поспешил в дом.
Трое козлят Трикс, уже основательно подросших, бегали в гостиной, пытались щипать ковер и забирались в массивные кресла, поглядывая на набитую соломой карикатуру козы, стоящую в стеклянном ящике у окна. Судя по царившему в комнате разгрому, они резвились здесь уже достаточно долго. Но больше в комнате никого не было; заглянув на кухню, он обнаружил, что пусто и там.