Слой Ноль

– Без дозаправки не дотянем, Виктор Иванович. «Ил» – не дельтаплан, его кормить надо. Но я сейчас не об этом хотел сказать… – Вовик помялся. – Я тут, пока вы отдыхали, справки навел. Об этом аппарате…

Слово «отдыхали» прозвучало без какой бы то ни было издевки. Начбез искренне верил, что лишняя минута президентского сна важнее, чем счастье целого города, и если уж брал на себя грех будить Мухина, то исключительно по делу.

– Ну. И что?.. – Виктор аккуратно вылез в проход и помахал руками. В позвоночнике хрумкало, это было чертовски приятно.

– Ничего, Виктор Иванович. Все, что он вам доложил, – про «китайскую ничью», про боевое дежурство… все это бред сивой кобылы.

Мухин прекратил свои упражнения – так резко, что пошатнулся и схватился за соседнюю спинку. Под клетчатым Аэрофлотовским пледом недовольно задвигались.

– Прилетели? – спросил всклокоченный Немаляев.

– Да рано же еще… – отозвался с переднего кресла Борис.

– Слушайте! – сказал Виктор. – Ну, продолжай, – обратился он к Вовику.

– Изделие было. Его построили и в пятидесятом году запустили. Здесь все сходится.

– Почему это «было»? – насторожился Мухин.

– Потому, что его демонтировали. В конце пятьдесят шестого года его уже не было.

– Значит, это Хрущ, зараза… – выдавил Немаляев.

– Всю техническую документацию уничтожили, железки отправили в печь, а котлован, где это находилось, залили бетоном. Ученые, занимавшиеся проектом, получили госпремии, ордена и дачи в хорошем месте. А летом в поселке случился крупный пожар… Институт был расформирован. «Почтовый ящик», на котором собирали Изделие, перепрофилировали на космос. Монтажников раскидали по всей стране. Через год-два их следы, как правило, теряются… До сегодняшнего дня о факте существования аппарата знали только три архивные крысы с нулевой формой допуска.

– С нулевой? – переспросил Мухин.

– У нас с вами ее никогда не будет, – ответил Вовик. – Да она и не нужна. В архиве ничего не осталось. Ну, может, финансовые отчеты, или пара служебных записок… Это не то, Виктор Иванович.

В салоне уже никто не спал. Облака в иллюминаторах порозовели, но не расступились. Казалось, самолет летит низко над расстеленным полем ваты, срубая крылом пушистые клочки.

– И все это ты разнюхал за три часа… – сказал Шибанов.

– У меня много должников.

Шибанов резко встал и подошел к сателлит-блоку.

– Трубка холодная! – победно объявил он.

– Это запасной. Я пользовался другим. – Вовик указал на второй телефон.

Мухин сам пощупал трубку – ее явно держали в руках, и держали долго. Начбез кому-то звонил. Вопрос в том – кому…

– Ствол я у тебя отнял, так ты решил мозги нам прополоскать, – догадался Шибанов.

– Отнять ты у меня ничего не можешь, – спокойно сказал Вовик. – Это была моя воля. Я на службе.

«Вопрос лишь в том, у кого…» – снова подумал Виктор.

– Короче, ты намекаешь, что мои сведения – вранье?! – прошипел Корзун.

– Не вранье. Это хорошая, грамотная деза. В ней есть главное: частица правды. То, что установить легче, например – дата запуска, совпадает. Фамилия руководителя проекта – тоже. Действительно, Фаворский, и начинал он действительно в лагере. А все остальное не стыкуется. Особенно – место. Здесь ты крупно ошибся: этого аппарата вроде как и не было, но где он стоял, найти не трудно.

– Витя, он же заслан Макаровым, – сказал Шибанов.

– Витя, я его кончу, – предложил Ренат.

– Не так скоро… – ответил Мухин. – И где же это место? Не на острове?

– В центре Москвы, Виктор Иванович, – проговорил Вовик, глядя ему прямо в глаза.

– Значит, Изделие в Москве… И мы летим не к нему, а как раз-таки от него.

– Куда мы летим, мне вообще не понятно. В пятьдесят шестом году его разрушили, – напомнил он.

– Да, ты уже говорил… Точный адрес не известен?

– Улица Возрождения. Там, где сейчас находится дом двадцать один.

Все расхохотались так, что задрожали крышки багажных полок. Не смеялся лишь Вовик.

– То есть в двадцать первом доме, да? – уточнил Мухин с издевкой.

– По косвенным данным, штуковина была здоровая. А здание стоит на саркофаге. И оно до сих пор закрыто. Строили его не для заселения, а для контроля.

Прокашлявшись, Мухин глубоко вздохнул. Начбеза он знал, как родного, хотя и понимал, что его могла подменить личность перекинутого. Точно так же, как он сам подменил здесь настоящего Президента. Впрочем, с таким же успехом можно было поставить под сомнение и рассказ Корзуна… Одно слово против другого слова – и никаких иных аргументов. Только желание или нежелание поверить.

– Развеселил ты нас, Вовик, – сказал Мухин, снова вздыхая. – Даже Матвея Степаныча… Матвей! А ты-то чего ржешь? Ты-то здесь что смешного увидел? Улица Возрождения – прикольное название, не правда ли? Особенно – дом двадцать один… Или у тебя какие-то личные ассоциации?

– Личные…