Слой Ноль

Сейчас ему уже казалось, что он это делал одновременно – и кусал ампулу зубами Мухина-оператора, и трясся от страха Витюши-ботаника.

А страх Витюша испытывал – будь здоров! Потому и помалкивал, что даже спросить не решался – где он, с кем он, и куда это его везут. Что же еще должен чувствовать простой человек, непонятным образом очутившийся в «Лэндкрузере», в компании с такими типами, как Ренат и Петр? Это в кино они, простые, враз делаются непростыми: находят под сидением чью-то брошенную заточку, элементарно втыкают ее в главаря, ну а мелкота бандитская, стало быть, разбегается самостоятельно. Ботаник же ничего под сидением не искал, а только с дрожью ждал минуты, когда ему объявят, сколько и в какой срок он должен уплатить. За что – это уж вопрос пятый. Это у владельцев «Лэндкрузера» не заржавеет.

Вместе с Витюшиным страхом Мухин на удивление легко вспомнил и каждую реплику двух неприятных пассажиров неопознанного джипа. Лысый – тот, что находился рядом с ним, очень дотошно выяснял подробности происшествия с некой Людмилой, а курчавый хмырь на переднем сидении клялся всеми матерными словами и постоянно апеллировал к какому-то джентльменскому соглашению.

– Ну скажи ты!.. – обратился к нему Ренат. – Никто ее не истязал, не мучил. Никто не подержался даже! Благороднейше завели во дворик и кокнули. Какие тут претензии?! Все по этим… по морально-этическим понятиям.

– Так было? – свирепо спросил Петр.

– Так, так, – подтвердил Виктор. – Одежда нетронута, лицо в порядке. У Людмилы шрам был, но ему уже год, как минимум.

– Ты пацан реальный! – обрадовался Ренат. – Твое слово недорого стоит, но где правда – там правда.

– Только я не пойму, что это у вас за понятия такие, – сказал Мухин. – Женщину убили… по соглашению. По какому соглашению-то?

– По джентльменскому, – отозвался Петр. – Иногда приходится… Что поделать? Дико, да? Но лучше так, чем позволить Ренатику подкатить к тебе с набором напильников… Ты же ему тогда все расскажешь.

– Расска-ажешь! – заверил кадыкастый.

– Ну. А потом ты его начнешь ловить – тоже с напильниками, или уж как фантазия сработает… И будем друг за другом гоняться. Зачем это нужно?

– Странная у вас какая-то мораль получается…

– Нет у нас никакой морали, – искренне произнес Петр. – Нет, и быть не может. Откуда ей взяться? Вся мораль держится на страхе смерти и на априорной ценности жизни. Выходит – на суевериях. Ты ведь пушки моей не боишься уже, так? И Людмилу на твоих глазах убили. Ну и что? Кстати, привет ей от меня передавай… – Он пошарил по карманам, но вспомнил, что сигареты кончились, и раздосадованно крякнул. – А если фундамента не существует, если его размыло давно? Что тогда? Нету ее, морали. Сплошное недоразумение.

– Остаются же какие-то абсолютные категории…

– Ну-ка перечисли! Затрудняисси? Вот и я затрудняюсь… Я Костика за последний год два раза убил, а он меня – три. Значит, «три-два» в его пользу. Или в мою?.. Или так: его вина передо мной к моей вине перед ним соотносится как три к двум. А завтра я его опять мочкану, и счет сравняется. Тебя-то он вообще раз двадцать завалил, так что если ты его, допустим, живьем сожжешь, он даже губки надуть не в праве… Чего же здесь абсолютного?

– Не знаю, – сказал Виктор. – Но так тоже не бывает.

– А ты придумай, как бывает. Глядишь, я и соглашусь.

– Тв-вари! – выдавил Ренат, косясь в боковое зеркало.

Мухин обернулся и увидел широкий милицейский «Форд» с включенной мигалкой. Приблизившись, «Форд» коротко тявкнул сиреной. Одновременно что-то пролаял мегафон – текста никто не разобрал, но смысл был ясен.

– Ренатик… – обреченно сказал Петр.

– Готов уже!

За широкой спинкой клацнул затвор. Виктор снова посмотрел назад – метрах в пятистах, раздувая утренний туман, по пустому шоссе неслась колонна дальнобойщиков.

– Не газуй! – бросил Ренат водителю. – Не в догонялки играем.

– Может, им денег дать? – предложил тот.

– Им хозяин тачки больше обещал. И Петя здесь уже в розыске. У нас столько нет, чтоб за все расплатиться.

– Смешное у нас положение, – сказал Петр. – Мы для них вроде как волшебники, чуть ли не боги, а общаться с ними можем только на их языке. Они от своих ценностей и установок никогда не откажутся. Наши чудеса им не нужны, наши заботы для них – бред сумасшедшего. Как будто мы и правда уже не люди… А отличаемся от них всего-то тем, что помним лишнее, но это не преодолеть никогда… Ренат, чего канителишься? Москва уже скоро.