Слой

Константин не ответил. Он покосился на отливающие темной медью купола Христа Спасителя и отвернулся к Кремлю.

Убью гада, решил он.

* * *

– Ну?! Не признал? Не призна-ал, – укоризненно молвил румяный субъект. – Бакен я. Бакен, помнишь?

– Э-э… Бакен! Е-мое! – Просиял Петр. – Изменился-то!.. А я гляжу – ты или не ты?

– Ну как же! Три весны – это тебе не медком баловаться. Да-а, Кант… – вздохнул он. – Три годочка вместе. А ты и не признал.

– Темно здесь…

– Рассказывай, Кант, – без предисловий потребовал Бакен. – Слышал я, ты еще два раза к хозяину топал.

– Чего про меня… – весело отмахнулся Петр. – Ты-то как?

– При деле.

– И хорошее дело?

– На масло хватает. На хлеб – не всегда.

Петр догадался, что это шутка, но не понял, надо ли смеяться. Чтобы занять рот, он опрокинул в него рюмку и чуть не поперхнулся пакетиком.

– Кант, Кант… – Бакен показал бармену на стакан и похлопал Петра по плечу. – Давно хотел свидеться. Про тебя столько сказок гуляет, всем верить – ума не хватит.

– А ты не верь, – многозначительно посоветовал Петр.

– По каким статьям ходил?

– Э…

Петр повертел в руке рюмку. Бармен ее мгновенно наполнил, и он снова выпил, мучительно рожая ответ. Его знания уголовного кодекса ограничивались позорной сто семнадцатой, но это был бы не самый удачный ответ.

– Не телефонный разговор, – сказал он. – Отсядем, что ли.

Бакен заграбастал бутылку и два стакана, и они перешли к свободному столику. Петр покосился на вход – Немаляева все не было.

Что-то серьезное, с надежной подумал он. Задержаться б ему еще на полчасика. Раньше этот бык не свалится.

– Ну?.. – Заинтригованно молвил Бакен.

– За встречу, – предложил Петр, наливая вонючего «Джонни Уокера» до самых краев.

Бакен, мотнув головой, жахнул трехсотграммовый стаканище и, кажется, только протрезвел. Петр отпил глоток-другой и, сморщившись, отставил стакан в сторону. Он был в отчаянии.

– Мнешь ты чего-то, Кант, – с подозрением заметил приятель. – Если б я тебя по малолетке не помнил…

– Я не мну, Бакен, – признался он. – Я намекаю. Короче, такая тема… Есть один план… типа бизнес. Но это не бизнес, а как его… Короче, там оборонка завязана. Лавэшки так вагонами и грузят. И можно туда влезть.

– По-моему, это ты меня грузишь. Что-то я в тебе сомневаюсь, Кант.

Петр тяжело посмотрел на Бакена и поцыкал сквозь щель в зубах.

– Я не навязываюсь. Там и без тебя компания немалая. Сомневается! – Оскорбленно воскликнул он. – Вацлав не сомневается, Штаб не сомневается…

– У тебя со Штабом? – Приятно удивился Бакен. – Что ж ты сразу?.. Выпьем.

– Выпьем, – кивнул Петр.

Бакен принял еще двести пятьдесят, и его взгляд прояснился, как у космонавта.

– Хорошие котлы, – сказал он, увидев «Картье».

– Отстают иногда. Сколько на твоих?

– Шестнадцать минут, двадцать секунд. Одиннадцатого.

– Мне бы в дальняк, – сообщил Петр. – Поддержишь?

– Да, мне тоже пора, – Бакен поднялся и, пошатнувшись, сбил ногой стул. Он все же косел, правда, гораздо медленнее, чем положено.

Бордовая дорожка привела их к туалету. Бакен задержался около умывальников, а Петр, мимоходом проверив, не запирается ли замок изнутри, проследовал дальше. Все пять кабинок были свободны. Дверцы по моде американских сортиров висели высоко, так, что между нижнем краем и полом оставалось сантиметров сорок. Петр выбрал последнюю кабинку и, прикрыв дверь, встал на унитаз.

Новый старый приятель харкал и сморкался так долго, что за это время можно было вымыться с головы до пят. Петр представил, как в туалет заходит кто-то еще, как пьяный Бакен начинает их знакомить, как оказывается, что этот кто-то видел недавно настоящего Канта, – и так далее, вплоть до контрольного выстрела в глаз.

Наконец плеск прекратился, и раздались нетвердые шаги. Грохнула дверца, щелкнул шпингалет, и по фаянсовым стенкам зазвенела упругая струя. Опорожнившись, Бакен вздохнул, повозился с ширинкой, прокашлялся, сплюнул – и спустил воду. Напевая, он еще раз вымыл руки и чем-то клацнул – видимо, закурил.

– Кант…

Попыхивание сигаретой и плевки.

– Кант!.. Заснул?.. Кант! Эй!

Бакен зашел во второй отсек и последовательно просмотрел четыре кабинки. Открыв дверцу пятой, он внезапно ощутил боль.

Петр уперся ногой ему в подбородок и рванул струну на себя. Свистнув, петля затянулась и впилась в плохо выбритое горло. Петр спрыгнул на пол и, схватив Бакена за рубашку, развернул спиной к кабинке. Затем намотал свободный конец лески на ладонь и опять дернул.

Бакен секунду подержался за удавку и, смирившись, осел на унитаз. Его зрачки стали мутными, как у рыбы, а челюсть отвисла, и из нее потянулась тонкая нить слюны.

Петр приподнял грузное тело и, расстегнув на нем брюки, спустил их до ботинок. Симметрично расставив ноги Бакена, он прислонил его к бачку и слегка пошатал – покойник сидел устойчиво.