Сломанная любовь

– Можно подумать, она тогда тебя остановила, – голос пропал, оставалось только шептать. – Отвали, Королёв!

– Ой, как неубедительно, Сладкая, – рассмеялся он, но не отпустил, лишь сильнее прижал к себе. – Не верю, Олька. Не верю! Ни одному твоему слову не верю.

– Ненавижу тебя!

– А я вот прям чувствую, – резко дернул рукой, пробираясь под тугую резинку спортивных штанов. – Ух… Как мокро. Это от ненависти, Сладкая? Странно, а я думал, что женщина становится горячей, мягкой и мокрой лишь от желания.

– Ты ошибаешься, Королёк.

– Сладкая моя, – шептал на ухо, пытаясь усыпить мою бдительность, пока его жёсткие пальцы правой руки скользят под ткань белья. А вот левая медленной удавкой стала обвивать шею. Капкан… Две секунды, и я оказываюсь беспомощной тряпочкой в его крепких родных руках. От каждой моей попытки вырваться боль пронизывает всё тело, горло сжимается в спазме и пересыхает от жадных глотков воздуха, смешиваясь с собственными животными стонами. Меня трясёт от реакции своего тела. Волна возбуждения накрывает меня резким, болезненным ударом. И лишь его отчаянный шёпот не даёт провалиться в манящую темноту обморока.

– Лялька моя… – шепчет, а сам скользит пальцами по складочкам, намеренно обходя налившийся от бурлящего возбуждения комочек удовольствия. Медлит, дразнит, усыпляет. Снимает броню слой за слоем, пробривается к самому сердцу, сдергивает пыльную ткань с воспоминаний, погружая меня в пучину прошлого, где я была только его.

– Проси давай. Только по-настоящему, – его губы сжимают мочку моего уха, проходя твёрдым кончиком языка по краю нежной кожи. – Чтобы я поверил, проси. И тогда я разрешу тебе кончить.

– Отвали…

– Нет, Олька. До утра буду мучить тебя, – пальцы его вдруг замирают, а потом резко и сильно щёлкают по клитору. Тело моё взрывается обманутым ожиданием облегчения, но нет… Королёв лишь пообещал. Не даст мне этого, пока не получит то, чего хочет. – Давай, милая… Скажи…

– Мироша-а-а-а, – проскулила я, отчаянно дёргая бедрами в поисках его руки.

– Нет! – зарычал он так, что перепонки завибрировали. – Проси, Сладкова! Проси!

– Нет!

– Хулиганка, – выдыхает он, тихо смеётся, а пальцы всё быстрее и быстрее кружат, увлекая меня в сладкий ад. – Моя жадная маленькая хулиганка.

Душа и разум покидают моё тело. Мышцы расслабляются, кожа горит, а бабочки в истеричном испуге мечутся во всём теле. Они словно пытаются заставить меня очнуться, но не могу. Откидываю голову ему на плечо, и его губы скользят по щеке. Я вдруг ощущаю всю силу напряжения его тела, вбираю мелкую дрожь и шумные вздохи. Не одна я на грани. Королёк мой тоже готов взреветь от бушующего возбуждения, но терпит изо всех сил.

Открыла глаза, сталкиваясь с его ласковым, как морской штиль, взглядом. Но это всего лишь миг… Нежность вмиг превращается в бурю, что разрушает всё вокруг, но это всё уже неважно, потому что я, как сумасшедшая, скулю от сладости, что овладевает моим телом.

– Проси.

– Пошёл ты, – выдыхаю я, ощущая, как низ живота скручивает, а по ногам бегут обжигающие мурашки, готовые взорвать моё равновесие на миллион осколков.

– Свободна… – Мирон внезапно разжимает свои руки, а холод, опустошение и разочарование обрушиваются на меня всей своей силой унижения. Королёв тихо смеётся и падает на деревянный причал, закидывая руки под голову. Шарит по мне острым, как лезвие взглядом и улыбается.

– Обидно, да? Не расстраивайся, можешь продолжить, но уже без меня, – Мирон достаёт сигареты и закуривает, освещая вспышкой зажигалки своё лицо.

Дура! Дура!

– Урод! – зашипела я и резко вскочила.

Не мой это Мироша. Смотрю и не узнаю в этом огромном мужчине моего мальчика. Другой он. Повзрослел, и игры у него уже иные, напитанные властью и жестокостью. И вот теперь становится страшно, потому что передо мной пропасть, в которой обитает хищник, что открыл свою охоту…

Бросилась бежать от него прочь. Подальше, лишь бы не видеть, не чувствовать. Вот только не вышло, потому что губы саднило от его поцелуев, грудь ныла от грубой ласки, а кожа и волосы пропахли его ароматом жженной карамели и сладкой газировки.

Я практически влетела в палатку, запнувшись о внимательный взгляд Царёва, что прижал к себе Катерину, чтобы я не затоптала её в порыве бушующего гнева.

– Прости…

Зарылась в спальник и прижалась к стенке, пытаясь согреть свои руки дыханием. Все к чертям полетело. И здравомыслие, и броня, которые, казалось, я выработала за годы, что мы не виделись, но Королёв не знает преград. Аллергия у него на препятствия, потому как чем сложнее цель – тем слаще победа. Сладкая… Я была его сладкой победой, превратившейся в бочку дёгтя. Этого и не может простить. А мне и не нужно его прощение, потому что он и его семейка дерьма в мою жизнь тоже доставили вагон. Но я справилась, и сына вытащила на себе, поэтому не пущу к себе! Хватит! Эх… Ещё бы телу это объяснить, потому что если мозг стал забывать, то тело до сих пор помнит жар его касаний. Оттого и ноет сейчас, отчаянно моля вернуться на тот пирс, чтобы вновь ощутить себя любимой, желанной и счастливой…