Сломанная роза

Самым большим успехом пользовались рассказы Галерана и Рауля, побывавших в таинственных краях, где никто, кроме них, не бывал. Рауль мог еще поведать о своих странствиях по Испании, по ее христианскому северу и мавританскому югу. Он рассказывал о знакомстве со знаменитым Сидом Кампеадором, именуемым иначе Родриго Диас де Бивар, — могущественным испанским воином, который уже несколько лет в одиночку сражался с маврами, исполняя данный господу обет.

— Хотите, я спою вам испанскую песню, — предложил наконец Рауль, окинув взглядом завороженных слушателей.

Ответом ему был общий восторженный вопль. Принесли лютню, Рауль тронул струны, и полилась плавная, нежная мелодия.

— Говорят, эту песню Сид сложил для своей возлюбленной, леди Химены, когда добивался ее любви. В ней поется, что возлюбленная его прекрасна, как цветок миндаля, чиста, как вода из снегов Сьерры, сладка для губ, как округлая сочная виноградина.

Он запел звучным, выразительным голосом, и, хотя не глядел на Алину и она не понимала ни единого слова, ей казалось, что пел он для нее одной. Будто она была прекрасна, как цветок миндаля, сладка, как сочный виноград, и чиста как вода из снегов Сьерры.

Закончив песню, Рауль отверг просьбы спеть или рассказать еще что-нибудь и сел на пол у ног Алины. Она не знала, почему, но ощущала его намного ближе, чем если бы он просто сидел рядом.

— В этой песне действительно поется обо всем, о чем вы сказали? — спросила она.

Рауль посмотрел на нее.

— Разумеется, но это лишь припев. В самой песне воин рассказывает, как добивался он любви своей прекрасней дамы. Как обожал ее издалека. Как, рискуя жизнью, совершал подвиги, дабы быть достойным ее. Как убивал каждого, кто угрожал ей. И все потому, что она была прекрасна, как цветок миндаля, чиста, как вода с гор, и сладка, как округлая сочная виноградина.

— Отчего мне кажется, что на самом деле виноград кислый, как незрелый крыжовник?

Рауль положил руку ей на бедро и заглянул в глаза.

— Почему вы так недоверчивы? В Гиени виноград сладок, как мед. Возможно, и здесь можно достать винограда в Лондон и других южных портах. Обещаю, однажды я угощу вас сочным, спелым виноградом.

У Алины пересохло во рту. Она пыталась внимать рыцарю стоящему посреди зала и повествующему о чудовищах и колдовстве, но мощная, властная рука Рауля оставалась там же, где была, и почему-то Алине стало спокойно.

Она даже поймала себя на мысли о том, что было бы, положи она свою руку ему на плечо, такое твердое и надежное…

Как только представилась возможность, она с великим облегчением скрылась в опочивальню, где мирно уснула под охраной пяти дам Джеанны.

Галеран провел с домашними весь вечер, а затем повел Джеанну в спальню. День заканчивался своим чередом, обычный день, похожий на сотни других, и все же особенный. Слишком много больных вопросов стояло между ним и женой. Сразу же пришла нянька с Донатой, и Джеанна села кормить девочку. Однако, как только ребенок насытился, Джеанна велела женщинам унести ее.

Галеран решил не перечить. Он снял пояс и тунику, оставшись в рубахе и штанах.

— Хочешь сыграть в шахматы?

Она в упор посмотрела на него.

— Я хочу любви.

Его обдало жаром.

— И я тоже. — Он протянул руку, и она отдала ему свою. Он привлек ее к себе, поцеловал, вдруг поняв, что впервые после разлуки делает это.

Не выпуская из объятий, он воскликнул:

— Иисусе сладчайший, мы еще ни разу не целовались. Подумай, мы ведь не целовались в тот раз!

Она прильнула к нему.

— Знаю, я заметила. Отчего все начинается с поцелуя и кончается поцелуем?

Он взял ее лицо в ладони, нежно погладил большим пальцем слабо желтеющий синяк.

— Может, оттого, что поцелуй так невинен. Давшие обет целомудрия и те целуются, только без чувства.

Но сам он, охваченный горячкой страсти, желал не одних поцелуев. Он развязал пояс Джеанны и отшвырнул его, затем забрался ей под тунику, нащупывая разрезы на рубахе.

Она ахнула, задохнулась и откинулась назад, а он ласкал ей груди, сначала руками, потом губами, пока она вновь не приникла к нему. Тогда он положил ее на новую кровать.

Он развязал пояс на штанах, поднял Джеанне юбки и вторгся в ее влажный жар, не в силах сдерживать себя Он не мог сейчас быть нежным и неторопливым. Бешеное пламя, пожирающее их обоих, заставило упиваться каждым обжигающим мигом слияния.

Потом, когда первый шквал страсти немного утих, он задернул занавеси вокруг кровати, заключая себя и Джеанну в особый мир, куда не было доступа злу. В наступившей темноте он снял одежды с безвольного, потного тела Джеанны, заботливо поворачивая ее, точно малого ребенка, и покрывая поцелуями каждый сантиметр обнажающегося тела.

Потом и Джеанна раздела его так же, как и он ее, лаская и дразня, покуда он не был готов слиться с нею снова. В этот раз он решил испробовать одну из восточных затей и потянул ее вверх, так что она упала на колени над его ртом, а он принялся пытать ее языком.