Сломанная роза

А теперь ей угрожала опасность. Конечно, Галеран просто ждал своего часа: его истинные чувства стали ясны уже в первый день его появления, когда он ударом кулака сбил Джеанну с ног и едва не изувечил. Лоуик не мог простить себе, что оставил ее одну, беззащитную перед чужой жестокостью.

А что станется с ребенком? Он искренне привязался к малышке, как только может мужчина быть привязан к столь крохотному созданию. Она была его первым ребенком — по крайней мере, насколько ему было известно, и честь обязывала его защищать ее. Галеран — человек не злой, но мужчине не дано забыть о происхождении младенца. В самом лучшем случае он пожалеет девочку, оставив ее в живых, и отдаст на воспитание каким-нибудь простолюдинам.

Раймонду совсем не хотелось проливать чью-либо кровь, но, увы, иного выхода, пожалуй, у него нет. Он знал, что не сможет иначе защитить Джеанну и Донату.

И завладеть Хейвудом… Эта цель была не столь благородна, как первая, но мысль о Хейвуде давно жгла Раймонда Лоуика.

Подобно тому, как король Генрих считал Англию своей вотчиной с рождения, Раймонд искренне уверовал, что Хейвуд принадлежит ему с тех пор, как умер последний из сыновей старого Фалька. Фальк всегда любил Раймонда как сына; на севере Раймонд слыл одним из искуснейших молодых воинов. Кто, кроме него, заслуживал Джеанны?

Когда взоры Фалька обратились в сторону Брома, Лоуик склонил своего друга Юстаса, не особенно о том помышлявшего, принять участие в священной войне против мавров. Добиться этого оказалось совсем не трудно; Юстас, сын Вильяма Брома, отправился совершать подвиги во славу божью, и у Лоуика вновь появилась надежда стать мужем Джеанны.

Так ему казалось.

Когда Хейвуд и Джеанна достались этому недомерку Галерану, Лоуик чуть не захлебнулся желчью. Это было несправедливо. Сам господь отказывал Галерану в потомстве, пока он не решился принять участие в святом походе. Да и потом господь отнял у него первенца и дал Раймонду еще один шанс.

Вступая в приемную архиепископа, он снова утвердился в вере. На то божья воля, чтобы ему, Раймонду, достались Хейвуд, Джеанна и Доната. Пусть даже ценою жизни Галерана Хейвуда.

— Добро пожаловать в Лондон, милорд архиепископ…

Назавтра у Галерана с Раулем добрых полутра ушло на то, чтобы выбраться из города и вдоль берега Темзы добраться до Вестминстерского дворца, где пребывал король со своими приближенными и куда нынче направлялись все знатные и не очень знатные жители Англии. По вытоптанной дороге нескончаемым потоком тянулись лорды, купцы и просто зеваки. Страшную толчею усугубляли мелкие торговцы и стаи попрошаек.

Река могла бы быть второй дорогой, но великое множество всевозможных лодок и челноков делало подобное путешествие довольно опасным.

Время от времени сквозь толпу проталкивались отряды солдат. Они разрушали прилавки, прогоняли нищих, но стоило караулу пройти, как и торговцы, и нищие оказывались на своих местах, взывая к проезжающим лордам, и их крики сливались в мощный оглушительный гул.

Будто плывешь в болоте, оторопело подумал Галеран, бросая несколько монеток калеке, в чьих увечьях трудно было усомниться: два испещренных шрамами обрубка вместо ног не могли оказаться поддельными.

Мало-помалу наконец они выбрались на открытое пространство у огромного Вестминстерского дворца и примыкающего к нему славного аббатства короля Эдуарда Исповедника[6]. Здесь тоже собирались огромные толпы, но места хватало всем, и даже шум не казался здесь столь утомительным.

Откуда все же взялось столько торговцев? Галеран едва увернулся от ретивого малого, пытавшегося всучить ему бубенцы для лошадей, во все горло расхваливая свой товар. Стоит только собраться толпе, и те, кто кормится за счет толпы, появляются откуда ни возьмись, точно выскакивая из пасти дракона.

Но определенный порядок здесь был. Повсюду расхаживали вымуштрованные стражники, у края площади уже поставили коновязь для лошадей знатных гостей; зевак и наглых торговцев время от времени оттесняли на запруженные народом улицы города.

Галеран вздохнул полной грудью и начал с любопытством осматриваться. В Лондоне он был только раз — когда уходил в крестовый поход. Но теперь все изменилось: люди чаще улыбались, и за общей неразберихой проглядывал все тот же строгий порядок. По одному этому можно было судить о характере нового короля. Галерану еще предстояло понять, чего ждать от него — добра или худа. Конечно, xoрошо, что все радуются и надеются на лучшее, но, как заметила накануне Алина, чересчур большая любовь Генриха к порядку и закону может дорого обойтись Галерану и Джеанне.

Итак, Галеран с Раулем подъехали к коновязи, спешились и препоручили своих коней заботам королевских конюхов.

Подошел монах-писец со стопкой восковых табличек.

— Ваши имена, добрые сэры?

У Галерана холодок пробежал по спине, но он твердо ответил:

— Галеран Хейвуд из Нортумбрии и Рауль де Журэ из Гиени.

Ничуть не меняясь в лице, монах записал их имена.