Сломанная скрижаль (СИ)

Одни маги страдали. Потеряв магию, они лишились работы и уважения. Многие еле сводили концы с концами. Но не Фабиус, в башне которого обитал теперь всемогущий демон Борн.

Деться ему было некуда, в Аду отщепенца не принимали. Да и дочка…

Вышло так, что сын магистра Фабиуса, Дамиен, и сын Борна, Аро, слились на земле в единую суть. И суть эта оказалась женской.

Теперь у мага и демона была на двоих одна дочь — красивая и своенравная Диана. Такая же необузданная, как стихии.

Без Борна магистр Фабиус не справлялся ни с дочкой, ни со стихиями.

Стихии людям не доверяли. Кто может договориться с пожаром? А с бурной Неясытью?

Вот так же не доверяла людям и Диана — порождение человека и демона. Что б их, эти стихии гэпнуло, рэпнуло и перекодубасило.

Нет, в целом Фабиус был рад, что договор с Сатаной о "Магистериум морум" был разорван, что земля под его ногами стала настоящей, а не иллюзорной землёй.

Но вранья-то от этого в мире меньше не стало. И зла меньше не стало. И горя.

Он вздохнул и потрогал гонца носком сапога.

— Вставай, дурак!

Гонец сладко хрюкнул, и повернулся к магистру тылом, поплотнее наворачивая на себя плащ.

— Вставай, говорю! — возвысил голос Фабиус. — А то прикажу кинуть тебя в Неясыть для освежающего купания!

Гонец заёрзал и забурчал, приподнялся, щурясь и намереваясь рявкнуть на мешальщика, но вдруг пробудился достаточно, чтобы опознать магистра, и, испуганный, подскочил, запутался в плаще, свалился с помоста и покатился с крутого бережка к реке.

— Сам купаться пошёл, — констатировал Фабиус.

Он кликнул конюха, чтобы вытащил дурака-гонца, а сам пошёл по тропинке к домашним постройкам. Пора было проведать дочку.

С утра-то магу было не до Дианы. Ездил со свеженанятой артелью плотников лес смотреть. Хотя, какая-там артель — отец да два сына. Правда, взрослые оба уже, бородатые.

Плотники понадобилась как раз по дочкину душу. Всю зиму она прожила в комнатушке кухарки, пора было пристроить ей отдельный флигель.

Строить решили из сосны, что росла выше по реке, ближе к Лимсу. Рубили зимой, до сокодвижения. Теперь пора было сплавлять к острову. А уже на острове шкурить.

Если кору не снять, то в ней обязательно заведется шашель, который потом будет грызть пристройку. Не магией же его гонять?

Вернулся маг на остров к обеду, но Диана к столу не вышла.

Искать ее магистр не пошёл — щи бы остыли. Щи с крапивой да с солониной — сильно удавались кухарке. А тут ещё куры, отведав рубленной крапивы, так занеслись, что хватило яиц и на пироги, и на драчёну.

Магистр пообедал славно. Видно и совесть его насытилась и задремала, отведав пирогов с рубленым молодым луком да яйцами.

А вот сейчас совесть встрепенулась, и Фабиус побрёл искать дочку. Заглянул в кухаркину комнату, но Малица уже ушла в лес за крапивой. Может, и Диану с собой взяла?

Ладно, к вечеру свидятся. В конце концов, не Борна же кликать, чтобы дочку найти?

Вот же бесовское отродье, а не девка! И медальон её не брал, если не хотела, чтобы один из отцов увидел, чем она занята!

Тут как раз привели гонца — отмытого и переодетого в сухое. Прачки и привели. Прямо к кухарке.

— Чего тебя принесла нелёгкая? — строго поинтересовался у него магистр Фабиус.

В кухаркиной комнате было светло, от створок окна плясали разноцветные блики.

Гонец печально опустил голову.

— Ну? — поторопил маг.

Гонец всплеснул руками.

Из его испуганного бормотания магистр с трудом понял, что свиток с письмом парень снял вместе с мокрой одеждой, что надо вернуться за ним, принести.

Он махнул рукой — иди мол, а сам направился в башню. Гонец — дело официальное, нужно принять, как должно.

Огонь в камине вспыхнул ярким колдовским пламенем. Магистр Фабиус использовал щепотку магниевой стружки. Чисто для устрашения неуча.

— Ну? Нашёл письмо? — громко спросил магистр, видя, что испуганный гонец прилип глазами к камину.

На его одутловатом со сна лице было написано: "Как же так? Магия ведь исчезла? Недаром говорят, что Фабиус — магистр особенный. Он и в горе всё сохранил, преумножил. И дружит с демонами…"

Фабиус поморщился. Гонец вздрогнул и, опомнившись, протянул ему кожаный кошель.

Магистр открыл кошель и вытащил мокрый свиток.

Уже чуя недоброе, он развернул новенький пергамент и удостоверился: буквы все расплылись, прочесть совсем ничего невозможно.

— А на словах-то что передать велели? — грозно спросил он.

Гонец замотал головой, испуганно пуча глаза: верно, заталкивал язык поглубже в горло, чтобы магистр не проклял его немотой.

Вот же дурак, будто помогает такое от немоты! Сплошь суеверия!

Магистр сердитым взмахом руки отослал гонца и взялся сушить письмо.

Но и это не помогло.

А до Вирны даже колдовские вороны летали четверо суток. А нового гонца посылать — это декада в один конец. И что теперь делать?

Узнать, что было в письме, мог сейчас только Борн. Но взывать к нему магистр не собирался. Не звать же демона из-за каждой мелочи?

Если смотреть в самую глубь, дело было сроду не в Борне. Магистр просто тяготился собственной слабостью и никчёмностью. И его ужасно раздражало то, что без Борна он теперь, как без рук.