Сломанная тень

– А вы повнимательней, – посоветовала Софья Лукинична. – Должен юноша присутствовать с усиками. И еще один, без усиков и не юноша, но уж больно куртуазный!

Майорша еще раз кинула взгляд на карты. Тяжелая болезнь, невосполнимая утрата, пустые хлопоты в казенном доме. И никаких куртуазных усиков. Одни тайные недоброжелатели как женского, так и мужского пола. Однако скрепя сердце подтвердила:

– Ах да! Есть пара валетиков. Сразу и не заметила.

– Влюблены? – облизывая пальцы, поинтересовалась Лаевская.

– Проявляют интерес. Соперниц больно много вокруг.

– Да уж! Мокрохвостки бесстыжие! – возбудилась Софья Лукинична. – А позвольте полюбопытствовать, почему мы сегодня в спаленке ютимся? Вы ремонт затеяли?

– Какой там ремонт с моими средствами! – вздохнула майорша. – Концы с концами еле свожу. Вот и пришлось пустить жильца.

– Молод жилец-то?

– Нет! Наших лет! – опрометчиво ответила майорша и тут же пожалела.

– Каких таких наших? – взбеленилась Софья Лукинична. – Думайте, что болтаете! Вы мне в бабушки годитесь!

Майорша насупилась. Она точно знала: они с генеральшей ровесницы. Просто Софья пофигуристей, у таких морщины завсегда заметны меньше.

– А чего сразу нахмурились? Я пошутила! – торопливо повинилась заинтригованная Софья Лукинична. – Что за жилец-то?

Майорше и самой хотелось поделиться новостями, так что обиду она вмиг забыла:

– Из благородных. Высокий, статный! И богат!

– Богат? – Софья Лукинична не сумела скрыть скепсис. Для чего богачу снимать комнатку в обшарпанной квартирке?

– За неделю целую сотню отвалил.

– Сотню? – задумчиво переспросила Лаевская. – Неспроста!

– И я про то. Карты сразу кинула, и знаете, что вышло? – майорша взяла интригующую паузу. – Влюблен он!

– Да ну?

– Без памяти влюблен. Только о даме треф и думает!

– О даме треф? – сердце в груди Лаевской тревожно забилось.

– Да-с, Софья Лукинична. Потому и снял мою комнату, чтобы поближе к ней быть. Однако ночевать пока не остается. Женат. – Майорша прослезилась. – Но жену не любит. Сам признался.

– А сейчас он здесь?

– Да! С самого утра явился!

– Ой! Познакомьте нас! Умоляю!

– Что вы, что вы! Просил не беспокоить, – перешла на шепот майорша.

– Хм! – фыркнула Софья Лукинична. – Вы хоть понимаете, зачем он у вас поселился?

Майорша застеснялась, долго теребила в руках завязки от чепчика, а потом решила сознаться:

– Приглянулась я ему. Мужчина он обстоятельный: чувства чувствами, а сперва надо выяснить – не пью ли горькую, не наведывается ли ко мне кто?

Софья Лукинична подскочила, словно под ней распрямилась пружина:

– Что за ерунду вы городите?!

Генеральша прогулялась по Фонтанке. То и дело останавливаясь у гранитного парапета, с помощью маленького зеркальца наблюдала за окнами майорши. Пусть старая вешалка не обольщается, не по ней сохнет жилец. Иначе зачем ему подзорная труба? Чтобы наблюдать за домом напротив! А кто там живет? А живет там Софья Лукинична!

В дверях особняка столкнулась с Марфушей. Как и вчера, блаженная нацепила длинную вуаль, а шушун[31] сменила на вполне пристойный клок[32].

– Ты что здесь делаешь?! – возмутилась Лаевская.

– Кто куда, а мы отсюда, к Кольке Мокрому[33] идем! – пропела юродивая.

– А ну сгинь! – Софья Лукинична, напирая всем телом, впихнула Марфушу обратно в дом. – Через черный ход иди!

– Налетела корча злая! Ух! Ух! – богомолка быстро-быстро замахала руками, и Софья Лукинична отшатнулась, чем юродивая немедленно и воспользовалась: резво обежала Лаевскую и спустилась к ожидавшему ее экипажу.

– Я тебе сейчас дам злую корчу! – кинулась за ней Софья Лукинична, но Марфуша крикнула «Гони!», – и след ее простыл.

Запыхавшаяся от погони Лаевская накинулась на швейцара:

– А ты, остолоп, куда глядел? Кто велел этой прохвостке к парадному входу подать экипаж?

– Ирина Лукинична!

– Ну, я ей сейчас покажу!

– Они вместе на похороны собирались, да Ирина Лукинична занемогла. Марфушенька одна поехала.

– А! Нестора сегодня закапывают! – обрадованно вспомнила Лаевская про смерть ростовщика. – Туда ему и дорога! А если я еще раз увижу здесь Марфушу, прикажу с тебя живьем кожу содрать! Понял?

Швейцар нахмурился, сжал кулаки, на секунду зажмурился, но ответил почтительно:

– Понял, барыня.

Скинув шубу, Лаевская отправилась к себе. В комнате приказала отдернуть шторы и села у окна наблюдать. Раз незнакомец ночует дома, рано или поздно из дома майорши выйдет.

Минуты тикали, медленно складываясь в часы, однако поклонник раскрывать инкогнито не торопился.

Лишь когда пробило полпятого, к дому майорши подъехала карета. Лаевская в нетерпении поднялась со стула.

Отворилась дверь, и на набережную вышел князь Дашкин. У генеральши от изумления челюсть отвалилась!

Весь день, запершись в арендованной комнате, Арсений Кириллович резал бумагу. Умучился с непривычки.

Изредка отвлекался, поглядывал в подзорную трубу. Интересного увидел мало. В особняк Лаевских то и дело кто-то заходил, кто-то выходил, но шантажистки не было – видимо, она пользуется черным ходом.