Сломанная тень

– Смерть! Недаром ее старухою с косой рисуют, – охотно пояснил старичок. – Женщины все бессердечны. Взять, к примеру, мою мать. Ну ладно, батюшку не любила! Чего там было любить? На диване лежал, философствовал, не стригся, не мылся, чтоб от умных мыслей не отвлекаться. Но маман и меня не любила. Бывало прижмусь к ней, а она отталкивает: «Поди, – говорит, – вон!»

– Князь! – оборвал его генерал. – Мы слушаем барона!

– Да? – удивился старичок. – Простите!

– Яков был полон сил, полон идей. Почему именно он? За что? – Барон снова прослезился.

– Нелепая случайность! – печально сказал генерал. – Прекрасный ведь был наездник! Я всегда на смотрах Яковом любовался! И на тебе! Упал с лошади, сломал шею…

– Его убили! – выкрикнул барон Баумгартен.

За столом зашумели:

– Это правда?

– Полиция знает убийцу?

Генерал снова постучал по бокалу:

– Тихо! Тихо! Увы, барон, ваши подозрения не подтвердились. Сегодня я вызывал гражданского губернатора. Он доложил, что никаких признаков насильственной смерти нет!

– Помнишь тот вечер? – шепотом спросил Тучина Владимир Лаевский.

Художник кивнул:

– Еще бы! Голова потом неделю раскалывалась!

– Помнишь, я предлагал Якову заночевать у нас?

– Не помню, – пожал плечами Тучин.

– Зачем, мол, Яшка, тебе пьяному верхом?

– Да! Да! Угаров тоже его отговаривал!

– Вечно он лезет не в свое дело, твой Угаров. Зачем он вообще приехал?

– Лаевский? Ты что? К Денису ревнуешь? Он ведь не аст![2]

Дружба Дениса Угарова и Александра Тучина была предопределена до их рождения. Их отцы были не только соседями, но и боевыми товарищами. Кондрат Угаров под Аустерлицем вынес с поля боя раненого Владимира Тучина. И в лазарете лежали вместе – в том же бою осколок попал смельчаку в голову. Совместно и службу закончили (после тяжелых ранений обоих комиссовали), и сыновья у них родились с разницей в полгода. Только недолго прожил на свете Кондратий Угаров. И Владимир Тучин, как мог, заменил осиротевшему Дениске отца. Обучал вместе с Сашей, благо имения рядом. Заметив, что оба мальчика художественно одарены, выписал учителей из Италии (отечественную академию, что в Петербурге, отверг, профессорам-немцам не доверял). Так и росли мальчишки вместе.

Тем летом друзья впервые разлучились. Матушка Угарова решила съездить в Троице-Сергиеву лавру на богомолье и взяла с собой Дениса. Саша же остался в имении – с утра до вечера рисовал, или, как говорят художники, красил; но ни поболтать, ни пошалить ему было не с кем. И вдруг из Петербурга приехал кузен.

Владимир Лаевский был старше на добрых восемь лет, но к Сашиному удивлению, общаться с ним оказалось легко – ни взрослой заносчивости, ни менторского тона. Он был сама внимательность, предупредительность, постоянно оказывал младшему другу мелкие, но очень приятные знаки внимания. И восхищался Сашиным талантом! Дружба с Денисом была иной – шалости, забавы, скрытое соперничество в учебе, бесконечные споры, нередко доходившие до драк. С Лаевским сразу возникло полное взаимопонимание, никаких конфликтов, а вечерами, когда расходились по спальням, почему-то появлялась грусть и учащалось сердцебиение. Однажды, когда Александр уже лежал в постели и перед его мысленным взором снова и снова возникал Владимир, тот вошел к нему в спальню, сел на кровать и осторожно погладил.

Александр знал о сократической любви – в библиотеке отца было много книг об античном мире, где такая любовь считалась возвышенной. Когда Владимир склонился и нежно поцеловал его в лоб, Саша сам подставил кузену губы…

За пару летних месяцев Денис очень возмужал, превратился из нескладного отрока в мускулистого привлекательного юношу. Скучавший после отъезда Лаевского Тучин обрадовался возвращению друга. Обоим было что рассказать. Побежали на речку, последний раз в году искупаться накануне Спаса. Денис говорил о золотых куполах, чудотворных иконах, исцеляющих мощах. Смысл его слов ускользал от Тучина. Саша словно впервые увидел точеное, как античная статуя, тело Дениса, крепкие ноги и нежный пушок на щеках. В воде, будто ненароком, дотронулся. Показалось, что Денис ободряюще улыбнулся…

Закончилось дракой. Разъяренный Угаров надавал Саше тумаков, а потом горько зарыдал, упав в траву. Умолял Сашку уйти в монастырь. Мол, Господь милостив, жизнь впереди, и даже этот ужасный грех Тучин успеет искупить.

Александр ничего не понимал. Вроде вместе росли, читали одни книжки, играли в одни игры. Отчего они с Денисом такие разные?

Ни в какой монастырь Тучин не собирался. Разбуженные Лаевским страсти добавили в Сашин мир множество ярких красок, греховные наслаждения пробудили невероятное по силе вдохновение. Кисть словно сама рисовала! А вот святоша Денис, как и раньше, писал словно убогий ремесленник: скучно и совершенно неинтересно!

Барон между тем заканчивал свою речь:

– Пройдут годы. Я состарюсь, стану немощным, но до последнего вздоха буду помнить тебя, Яков! И настанет день, когда вечно молодым ты встретишь меня у ворот рая.

Все встали и, не чокаясь, выпили.