Сломанная вселенная (СИ)

Впереди стояли шестеро. Неважно — кто, неважно — что, неважно даже — откуда. Достаточно было интуитивно почуять исходящую от них враждебность. Все они были в белых ризах, с масками на лицах и обнаженными мечами в правой и левой руке. У всех шестерых были выколоты глаза, а из глубоких глазниц прямо по маскам текла на землю кровь.

Так или иначе, путь назад был отрезан.

Вверху вдруг сверкнула молния, на миг затмившая свет солнца, пески под ногами задрожали, и один из них заговорил всесотрясающим басом:

– Чужак! Ты не здешний! Ты не из Вечноумирающих! Ты — чужак! И мы предлагаем тебе выбор: просто выбери свою смерть. Или ты погибнешь в поединке с одним из Нас, или вернешься в пустыню и там погибнешь от жажды и беспощадных тварей. Итак, что скажешь?

Максим еле держался на ногах. Вид этих высокорослых верзил, ядовитый блеск отполированных мечей, да и сам голос, способный сломить чужую волю, делали его отчаяние каким-то истерическим.

Он вдруг разревелся.

– Сжальтесь надо мною!

Одна из масок снова зашевелилась:

– Не думай, что слезы вызовут у Нас жалость, они еще больше раздражают Нас! Ненавижу хныкающих слюнтяев! — говоривший несколько раз махнул рукой, разрезая вязкий воздух, и над Мирозданием пронесся свист стали, готовой к закланию жертвы.

Потом другой из Них залез в свой карман, вынул оттуда собственный глаза и положил их на свою ладонь. Глаза несколько раз моргнули и пристально уставились на Максима. Маска зашевелила мертвыми губами:

– А… вижу его… ничтожное жалкое создание! Позвольте мне убить его.

Максим понял, что находится между двух огней, растерянный и недоумевающий, который из них будет жечь сильнее. Наконец он робко произнес:

– Я ухожу… ухожу.

Медленно, неуверенно, но он снова удалялся в глубь этого песчаного ада, изредка оглядываясь назад. Они его не преследовали, неподвижно стоя на месте, словно обратившись в мраморные изваяния. Их лица, скрытые белыми гипсовыми масками все без исключения были направлены в разные стороны, и ни единого движения. Только красные струйки крови из пустых глазниц. Невозможно было понять: смотрят они куда-нибудь или стоят в задумчивости, да вообще — живы ли они?

Находясь в состоянии стресса, Максим все-таки нашел в себе силы задаться вопросом о количестве незнакомцев. Ведь их было шестеро… Не связано ли это как-то с загадкой о шести сестрах? Ну, уж на сестер-то они не походили даже отдаленно. Может, их женихи?

Пустыня способна была уничтожить одним своим видом. Бескрайняя, беспощадно-жестокая и безмерно-скупая она убивала всякую надежду: ни воды, ни пищи, ни тени, где можно было б спастись от палящего солнца. Максим брел и брел, чувствуя, что мир, отравленный парами смердящего опустошения, расплывается у него перед глазами. Укус скорпиона да встреча с этими безликими убийцами поначалу подействовали на него отрезвляюще, сбросив апатию и придав новых сил. Но это не длилось долго. Уже очень скоро все вернулось на место: и страшная жажда, и озлобленные комары, и в буквальном смысле до боли знакомые скорпионы, как передвижные мины ползающие под ногами, от которых он шарахался как от термоядерных бомб. На душе была настоящая мясорубка, перемалывающая все внутри жерновами отчаяния и безнадежности.

Сквозь туман в глазах Максим заметил вдали нечто чернеющее и пока еще неопределенное по форме. Сначала он подумал, что это, если не откровенный мираж, то, возможно, заросли мертвых кустарников, хотя до сего места они встречались только поодиночке. По правде сказать, ему было все равно, но так как его бессмысленный путь лежал куда угодно, он все же решил приблизиться и посмотреть. В душе, как и прежде, плескалась эмульсия самых тошнотворных чувств. Эмпирическое восприятие окружающего мира выродилось до банальной боли во всем теле. И вот это тело, не способное ощущать уже ничего, кроме собственной боли, вяло куда-то плелось…

Подойдя чуть ближе, Максим подумал, что впереди какая-то деревня или просто маленькое селение. Уставшие глаза еле различали некое подобие городьбы и маленьких домиков. Он насторожился… Встреча с жителями этого царства не сулила ничего доброго. Лишь одна единственная мысль не позволила ему свернуть с пути: может, у них есть вода? Жажда порой становилась невыносимой, жгла тело и помрачала разум. Иногда Максим закрывал глаза и представлял себе холодный родничок, весело журчащий между скал. Но как только иллюзия растворялась, хотелось просто завыть в поднебесье.

Когда он подошел еще ближе, то зло сплюнул.

Иллюзия насчет деревни исчезла, как и все родники.

Это было кладбище.