Сломанное небо Салактионы

Кутельский в ответ дернулся, но освободиться из захвата не смог. Лев Саныч прошептал ему в ухо:

– Как сказал классик, девки существуют для того, чтобы их…Тискать…

Чарли забился под ним, а Абуладзе беспощадно продолжил:

– И … Им это нравится… Ничего я такого не делал, чтоб она не …

Кутельский сумел высвободить правую руку и коротко ударил профессора в ухо. Вырвался, оказался сверху и заработал кулаками. Абуладзе пинком в пах перебросил соперника через голову.

Схватка утомила обоих, и противники поднялись не сразу, а с коленок, упираясь в землю руками. Чарли утер разбитый нос тыльной стороной ладони, размазал грязь по лицу и принял боевую стойку.

– Чарли, допустим, вы меня сейчас победите. И что? – Лев Саныч распахнул объятия, демонстрируя грязный живот. – Я просто упаду на вас своими ста килограммами, и как вы из-под меня выберетесь?

Кутельский, молча, с кошачьей грацией, сделал шажок вперед.

– А мне падать нельзя, – как-то совсем уж по-стариковски заключил Абуладзе и прижал правую ладонь чуть ниже груди.

Чарли выпрямился, его боевой пыл куда-то испарился.

– Сердце – слева! – заметил он.

– Это – не сердце. Ребро! – Лев Саныч завел руки за спину. – Вот, можете потрогать.

– У вас сломано ребро? – не поверил пилот.

– Не сломано, оно просто отвалилось. От грудины. Трогайте не бойтесь, это не больно – здесь нет нервных окончаний.

Пилот осторожно нащупал на животе профессора твердый отросток:

– И чего?

– А ничего! В моем возрасте хрящевые ткани не восстанавливаются. Вот и болтается.

– Но можно же что-то сделать?

– Скобу поставить. В стационаре. А у меня денег нет. И потом контракт надо добить. Все потом! Так что вы поосторожнее деритесь.

– Ладно, профессор.

Кутельский поморщился. Коленки саднили. Он наклонился, оперся о них руками.

– Девушку мы, похоже, обидели. Где она кстати? – заметил профессор и закричал: – Моника-а-а!

Они доковыляли до места начала схватки. Майка Моники болталась на ветке. Лев Саныч своим коронным жестом потер переносицу.

– Интересно. Она полностью разделась, чтобы привлечь наше внимание, а мы…

– Ее не заметили, – с грустью в голосе закончил фразу Кутельский.

Они обыскали станцию, флаер, осмотрели пустой шлюз… Моники не было ни на пляже, ни в роще, ни в ангаре.

Грязь сделал обе нелепых, полностью противоположных друг другу фигуры, похожими. Кожа грузного Абуладзе потемнела. И загорелая кожа Чарли, худого, в изорванной форменной рубашке и шортах без пуговиц на ширинке так, что их приходилось придерживать руками, весь в ссадинах, посветлела.

Наконец, оба остановились на платформе. Помолчали, глядя через перила.

– Разрешите облететь скалы? – нерешительно попросил пилот.

Он стянул с перил трусики Моники, скомкал их и утер предательски стекавшие по грязным щекам слезы.

– Не сейчас, – профессор ткнул пальцем в небо, – Этого в путеводителе нет.

На мгновение Кутельскому показалось, что он смотрит не вверх, а вниз, не в небо, а в его отражение в воде. Невидимая капля ударила в небосклон, покрыв его рябью, небесные волны мгновенно свернулись катышками одинаковых серых облаков. В лучах Гизы барашки облаков отбрасывали розовые тени. Немедленно заморосил мелкий теплый дождь. Реагируя на датчики, стеклянные панели на крыше ангара щелкнули и повернулись боком, пропуская к посевам Льва Саныча живительную влагу.

– Она не могла уйти далеко, – Абуладзе за плечо повернул к себе Чарли, – Собираемся, маэстро, и очень быстро. Маски, веревки, аптечка. Моника где-то внизу. Нам нужно успеть догнать ее.

– Есть!

Они уже подбегали к дому, когда внутри здания тренькнул сигнал входящего сообщения.

– Что за чертовщина? – нахмурился Абуладзе.

Неизвестный четырехбуквенный код мерцал на мониторе космической связи.

– Это что? Сигнал бедствия? – Профессор беспомощно тыкал кнопки на блоке управления, но сообщение не открывалось.

– Нет! В сигнале бедствия используются другие буквы. Дайте я! – Чарли надоела растерянность Абуладзе, и он отодвинул профессора плечом. – Мы так его не расшифруем. Надо перебросить на компьютер.

Пилот нажал клавишу выгрузки сообщений:

– Там приличный видеофайл приложен… Зашифрован. Эх, не вовремя!

За окном сверкнула молния. Что-то щелкнуло. Все освещение и экран на стене отключились. С тихим завыванием вырубилась станция связи.

– Не вовремя! – повторил Абуладзе.

– А бесперебойники?

– Почему-то ни один не сработал.

– Часто тут так, профессор?

– Грозы через день. Но чтоб молния свет вырубила – не припомню. Все потом! А сейчас – за Моникой!

***

Цвета. Разными они бывают. Разные ощущения вызывают в зависимости от ситуации. Красный, например, может и не быть тревожным, а зеленый не всегда успокаивает.

«Настоящий цвет Салактионы – зеленый!» – К такому выводу пришел Кутельский, шагая за Абуладзе.

Подошвы его скользили на лишенной травы размокшей почве. Дождь то усиливался, то стихал.

«Или это стекло маски так меняло цветоощущение?»