Сломанное сердце

– Что значит – уйти? Я не собираюсь никуда уходить! – взвивается Марк. Он начинает нервничать и идет пятнами. – Мы, как-никак, женаты! И я здесь прописан. Это теперь и мой дом тоже. И ты не можешь вот так взять и вышвырнуть меня из моего дома.

– Гаевский, – устало вздыхаю я. – Ты прекрасно знаешь, что я найду множество способов вышвырнуть тебя, да так, что ты мне ещё должен останешься. Уж поверь, для тебя самого будет лучше сейчас просто уйти.

– Лера, – он сразу сбавляет тон, хоть и заметно злится, – ну что ты ведешь себя как маленькая? Я всего лишь сболтнул лишнего. Потому что выпил. На самом деле, я не хочу разводиться! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь…

– На самом деле мне плевать, что ты хочешь, чего ты не хочешь и как ты к кому относишься. Дорожная сумка на антресолях. Надеюсь, справишься.

– Лера! – он почти в отчаянии. – Да что ты заладила! Ну что за детский сад? Давай поговорим как взрослые люди? Я был неправ, признаю. Ну, хочешь извинюсь? Ну, извини меня… А хочешь, к семейному психологу будем ходить?

Я обхожу его и иду в ванную. Марк опять идет следом и нудит.

– У всех семейных пар бывают проблемы. И у Дэна с Сонькой, и у Славяна с Тарасовой. И это нормально их проговаривать… Но зачем сразу рубить…

Я останавливаюсь в дверях в ванной и, нацелив в него указательный палец, повторяю на этот раз жестко.

– У тебя есть час. Не уйдешь – пеняй потом на себя.

Закрываю дверь изнутри. Он продолжает скрестись, бубнить, даже дергает ручку двери, но не сильно. Я включаю душ, и его шум заглушает нытье Марка.

Горячие струи щекочут и обжигают кожу, выгоняя озноб. Я расслабляюсь, даже глаза закрываю… и тут же непрошено вижу, словно воочию, моего ночного красавчика. Его темные глаза с поволокой, его губы, его тело. Вспоминаю, как он забрался ко мне в душ, как легко заставил меня изнемогать от его поцелуев и откровенных прикосновений, как потом вжимал меня в стену душа и как, не напрягаясь, удерживал меня практически на весу. Всё это представляю так живо, что кажется, будто до сих пор чувствую на себе его руки, его губы… Внизу живота сгущается приятная тяжесть.

И я вдруг ловлю себя на мысли, даже не на мысли, а на неосознанном желании: хочется ещё того жара, тех ощущений. Рука невольно тянется вниз, а воображение вдруг рисует совершенно непотребную сцену, и я, слава богу, тут же прихожу в себя. Совсем с ума сошла!

Стряхиваю это наваждение и говорю себе: было хорошо, даже очень, что уж скрывать. Но этого вообще не должно было случиться. Это ошибка. Большая ошибка, которая может вылиться во что угодно. От потери репутации до…

Впрочем, к чему это самобичевание? Да, поступила я крайне легкомысленно и опрометчиво. И чего уж – непристойно, как какая-то… Нет, не хочу себя обзывать. Это был стресс, за что «спасибо» Гаевскому. Но ничего уже не изменить. Надо просто этот странный случай выкинуть из головы. Стереть из памяти и жить дальше.

В конце концов мне повезло не встретить никого из знакомых. Так что, на мое счастье, никто об этом моем грешке не узнает: ни Гаевский, ни мои родители, ни его, ни бесчисленные знакомые, коллеги, клиенты…

Мальчишку того я видела в первый и последний раз в жизни. Без понятия, кто он такой, как его зовут, откуда… Артем – тут же всплывает на ум.

Ну да, Артем. И невольно снова улыбаюсь своим мыслям. Красивый все-таки мальчик. Мое маленькое ночное безумие. Моя большая тайна…

Когда выхожу из ванной, с удовлетворением отмечаю, что Гаевского нет. Ушел. Разумеется, я не настолько наивна, чтобы уверовать, что удалось так легко от него избавиться. Нет, всё ещё впереди. Гаевский не из тех, кто великодушно уходит в закат. Сначала он будет ныть, убеждать, давить на жалость. Затем наверняка подошлет кого-нибудь из общих знакомых, друзей, свекра или свекровь, чтобы вразумили, какое сокровище я теряю. Может, даже к моим родителям за подмогой обратится, у этого совести хватит.

Когда ничего не выйдет – начнется «самое веселье». Не сомневаюсь, что он извернется весь, чтобы себя выставить в лучшем свете, а свою неблагодарную женушку запятнать. Просто назло.

И сразу вспоминаю, как он гнусно слил одного из своих коллег. Тому светил какой-то грант, на который претендовал и Марк. Вот Гаевский и пустил волну, что тот парень, якобы, свою работу написал не сам, а заказал у кого-то.

Оказалось, что сам, но время было упущено. Помню, как Марк обиделся на меня за то, что я его не поддержала. Как негодовал и возмущался, что встала на сторону того несчастного. Как оправдывал свой поступок тем, что он искренне верил, что тот смошенничал. Доказывал с пеной у рта, что его в этом убедили, а он просто счел своим долгом донести куда следует. Кричал, что раз такое дело, то сам откажется от гранта.

Тогда я захотела поверить ему и поверила, что Марк не подлый, а просто не разобрался, совершил ошибку. Да, испортил человеку жизнь, но ведь не со зла. Убедила сама себя. Наверное, потому что человеку до последнего не хочется верить в то, что близкий человек может быть подонком…

* * *