Сломанное Время

И я не верил, пока одним вечером, курсируя на малой высоте, неожиданно не напал на меня, гаденыш, внимание отвлекая! А второй, амно такое, воспользовавшись суматохой, неприметно нырнул на самое дно бокала, затих, дождался момента пока я успокоился и расслабился, и вместе с урожаем долины Мюскаде 5-ти летней выдержки, между прочим, отправился в горло, где и застрял, дыхание мое перекрыв.

Вот вам и Райские острова.

Наврал Кук.

Как я чуть статистику не испортил.

Подобрался момент украдкой, приготовил мне сюрприз глаза на мир открывающие, и до самого недалекого дошло, что врач должен зарабатывать много.

Очень.

Спасибо им, и лета долгие.

Пропал аппетит, вздулся живот, поплохело: поплыла стена, исчезла резкость и подкосились ноги.

Супруга три дня подозревала, на четвертый посмотрела искоса и вынесла приговор: «Скорая. Никаких нет».

– Да ты что? Меня? В 27 лет?? Да я сотку от пола, сейчас…

Но качался потолок и подташнивало без причины.

Не до отжиманий.

Приехали хмурые люди в почти белых халатах, (а как улыбаться на зарплату с которой можно пару раз сходить в супермаркет?) ткнули пальцем в живот больно и забрали из родного дома.

Привезли, скинули в ободранные, безнадежные коридоры.

Рано погасшая, вымотанная безысходностью медсестра.

Два пальца в живот.

Вспышка.

Звездочки…

Дырявый пол ведет себя подло – норовит ускользнуть из-под ног, и за стену не возьмешься – проваливается она.

Небритый, мрачный доктор.

Обрывки фраз.

– Снимай трусы.

– Что вы там не видели, док? Там ничего выдающегося, – подчиняюсь.

Напрасный стыд.

Пожившая, видевшая все бритва.

– Готов? – в самый подходящий момент заглянула в чуланчик вполне себе сестричка, увидела потаенное, но не загорелись глаза, нет.

Уставшая, видимо.

Койка на колесиках.

Коридор как сельская дорога.

Лифт.

Вздувшийся и облупленный потолок.

Тающие надежды.

Расплывающаяся реальность.

Холодный свет операционной. Усталые и равнодушные лица. Сухие команды.

Когда отупевший от старости скальпель тыкался в плоть и хирург давил на него, тело противилось как могло: хотел было он вскрыть брюхо, ан, нет – восемь кубиков против!

Упрямый попался врач.

С силой продавил внутрь, и давай не резать – пилить. Два скальпеля полетели на пол, туда же отправился бы и третий, но руки, вскинутые в мольбе и крик, сорванный с губ медсестры: «Это последний, синьор», – остановил потрошителя.

Только с девятой попытки (по три на каждое лезвие) Авиценна раскрыл мой внутренний мир перед студентами Меда и Вселенной.

«Это предел» – полыхало в мыслях, и хохотал я над собою, жалким. Распростертым на старой койке, бессильным и беззащитным…

Что это было в иезуитской? Койка ли, операционный стол?

Не рассмотрел.

Но каталось оно на колесиках, следуя за зазубренным лезвием старого скальпеля, и тело мое ездило на нем.

Думал – воистину пиздец.

И жизнь моя, и открытия, на этом закончились.

Оказалось – нет.

Есть еще глубины!

Когда сквозь плоть мою… руки Спасителя… проникали внутрь меня…

И ухватили крепко… и кишки из меня вытягивали, мое тело сотрясая и жизнь наизнанку выворачивая…

Цеплялся вдруг ослабевшими руками за коварный стол, катающийся по холодному кафелю…

И познал я бесконечность глубин чувств каждой клеточки…

И вселенной живущей в нас.

И нас, живущих в ней.

Вытащили мою вселенную, и часть ее сложили в тазик…

Смыть гной лопнувшего аппендикса и осложнения перитонита.

Нет, не спал.

Когда-нибудь представляли Судный День? Примерно так.

Ах, да. Самую мелкую мелочь упомянуть и забыл.

В то время, а иногда, может, и в нынешнее, условия содержания не позволяли ввести наркоз.

От слова «совсем».

Нет, не в DC, конечно, а вот за ее пределами – запросто!

Много нас за границами Wкада и лишние мы: нет от нас никакой пользы ни стране, ни власти. Одни, говорят, волнения и затраты на сибиряков, дальневосточников и уральцев, и никакой прибыли, кроме таможни. Ах, лес, рыбу, золото, газ, нефть, уголь да цветные металлы еще забыл! Но те украдены еще до нас и распиханы по Wосковским карманам.

Не было наркоза, и анестезиолог носил свое грустное лицо где-то вдали. А если и был тот наркоз, то детишкам и старушкам исключительно.

Не для здоровых мужиков.

Скажите – не гуманно?

А у врача выбор невелик – ты выжить можешь, они – нет.

Так и сказал.

Хоть и за статистику отвечать надобно – ни к чему своими трупами ее безупречные данные безобразить, но и он не Хоттабыч, из бороды скальпель не сделаешь!

Я ему удивленно: «А обезболивающее, и скальпель вместо ножовки?»

А он, человек хороший, хоть и не президент – с выражением. Прояснил проблемы страны, заботы правительства и личные перспективы двумя словами.

Вы знаете их.

Мы туда частенько ходим.

Ну как тут человека не зауважать?

Привет хирургу первой Городской Клинической и спасибо огромное от того, который не кричал.

Может, и вспомнит.

Мне-то, казалось, орал я на всю Первую Речку!!!

Опять вру.

Терпел, стыдился боли и жить хотел очень.

И сейчас хочу.

Но если и хотел орать – смог бы только шепотом. За пределом это. Там и оставим.

Лампы, отсветы. Вспышки. Боль, не бывает такой…

– Сестричка, ты ладонь мне свою на лоб положи…