Сломанные ангелы

– А ты можешь быть счастливым в таком месте? Внутри модели?

– Люк, после того, что пришлось увидеть за два последних года, я могу быть счастлив даже в чистилище.

– Очень романтично. Я имел в виду модель.

– Терминология не имеет значения.

– Считаешь себя проклятым?

Отпив глоток крепкого виски, я поморщился.

– Шутишь. Мне уже смешно.

– А-а… Предупреждать надо.

Неожиданно Люк наклонился ко мне:

– Когда ты убил в первый раз?

– Надеюсь, это не личное?

– Ковач, возможно, мы умрем. Здесь и вполне реально.

– Тогда это будет не модель.

– Что, если мы все прокляты? Ты как сказал?

– Не вижу причин раскрывать тебе душу.

Депре состроил рожу.

– Можем поговорить на другие темы. Ты убивал…

– Шестнадцать.

– Что?

– Мне было шестнадцать. По земным меркам – совершеннолетие. Орбита Харлана длиннее, чем у Земли.

– Все равно рановато.

Я покачал головой.

– Видно, время пришло. С четырнадцати лет имел дела с бандитами. И пару раз был близок к убийству.

– Что, совершил налет?

– Нет, случайно. Мы решили потрясти торговца тетраметом, но мужик оказался еще тот. Все побежали, а я попал ему в руки.

Я посмотрел на свои ладони.

– Думаю, он тоже не ожидал.

– Ты забрал стек?

– Нет. Просто переехал на новое место. Слышал, он меня искал. Когда перешился в новое тело. Потом я ушел служить, и тот человек не стал связываться с военщиной.

– А военщина… Научила убивать по науке?

– Думаю, к этому я пришел бы рано или поздно. А что случилось с тобой? Прошел ту же школу?

– О нет. Это в крови. Наша фамилия давно связана с «военщиной», со времен освоения Латимера. Мать была полковником межпланетного флота. Ее отец служил морским офицером. Мои брат и сестра – тоже военные. – Он улыбнулся. Во мраке сверкнули безукоризненные зубы новенького клона. – Можно сказать, для этого нас и растили.

– Насколько вообще сочетается профессия убийцы и история семьи потомственного военного? Надеюсь, это не слишком личное?

Депре пожал плечами.

– Солдат всегда солдат. Не важно, каким способом убиваешь. По крайней мере так воспитала меня мать.

– А твой «первый»?

Он опять рассмеялся:

– На Латимере. Во времена Рудничного бунта. По-моему, я был не старше тебя. Попал к разведчикам, которые действовали на болотах. Огибал деревья, и тут… – Он сложил обе руки вместе. – Короче, я увидел его. И выстрелил прежде, чем что-то понял. Дистанция была метров десять, и его разорвало надвое. Я видел все как бы со стороны. Не понимал, что происходит. Не сразу врубился в ситуацию… Ну, что сам же его застрелил.

– Стек забрал?

– О да. На этот счет инструктировали особо. Собирать все материалы для допроса и не оставлять свидетелей.

– Наверняка зрелище было презабавное.

Депре с сожалением помотал головой и признался:

– Меня вывернуло наизнанку. Сильное ощущение. Все смеялись. Спасибо, сержант вошел в положение. Он докончил дело и посоветовал не брать в голову. А потом обтер мне лицо. Потом были новые трупы, так что я адаптировался.

– Это нормально.

Мы встретились глазами. Возникло ощущение общего опыта.

– Потом меня даже наградили. Дали рекомендацию в войска для секретных операций.

– Тебя что, забрасывали в братство «Карефоур»?

– «Карефоур»… – Он нахмурился. – Да, они дали нам прикурить на дальнем юге. Около Биссоу и в районе мыса. Бывал там?

Я отрицательно покачал головой.

– Биссоу всегда была их родиной, но кто они и за что сражались – до сих пор загадка. Мне встречались их последователи, возившие оружие повстанцам на мыс. Да, и как-то я подстрелил одного или двух. Но те же кадры числились у нас в помощниках. На них держались поставки лекарств, разведка и кое-какие вопросы, касавшиеся религии. Многие солдаты искренне верили в бога, в основном рядовой состав. Потому молитва перед боем считалась делом правильным, о чем хорошо знал любой командир. А ты имел контакты с братством «Карефоур»?

– Пару раз, в Латимер-Сити. Больше косвенно, нежели лично. Кстати, Хэнд из их числа.

– Неужели? – Депре показался неожиданно озадаченным. – Довольно занятно. Хэнд не похож на… Ведет себя не как верующий человек.

– Да, так и есть.

– Что делает его менее предсказуемым.

– Эй! Посланник! Ты в трюме, что ли?

Я выглянул из-за своего укрытия.

– Крюиксхэнк, ты ли это?

В ответ послышался смех.

С трудом поднявшись, я направился к поручню. Перегнувшись через него, едва различил в темноте троицу: Шнайдера, Хансена и Крюиксхэнк. Веселая компания облепила гравицикл. Судя по бутылкам и состоянию остальных припасов, гудеж на берегу начался давно.

– Забирайтесь на борт, пока ваша посудина не затонула, – предложил я.

Новый экипаж траулера прибыл со своей музыкой. Они расставили по палубе акустику, и ночь расцвела звуками лимонской сальсы. Собрав кальян, Хансен и Шнайдер разожгли огонь, и запах табака немного перебил вонь от сетей, подвешенных и валявшихся на палубе.

Крюиксхэнк достала сигары с содранными этикетками, явно из Индиго-Сити.

– Это же контрабандный товар, – заметил Депре, перекатывая сигару между пальцев.

– Обижаешь. Взято на шпагу.