Сломанные крылья

– Я буду ждать твоего звонка.

– Конечно. А пока расслабься: ешь, пей, спи, наконец. Ты же знаешь, я не подвожу.

– Да я поэтому к тебе и обратился. Я так тебе благодарен, просто сказать не могу.

Надя приложила палец к губам Никиты и молча вышла из квартиры. В машине она закурила и поехала домой. В свою комнату вошла, как всегда в дни волнения, с бутылкой виски. Но ей удалось справиться с дикцией и внятно сказать по телефону Никите:

– Все в порядке. Он в работе. Связь только через меня. Извини, подробности потом. Падаю от усталости.

* * *

Оля уже час смотрела на календарь, который по ее просьбе принес Виктор. Она уже сотни раз все просчитала. Сомнений быть не могло: у нее задержка. И серьезная. Господи, как же она об этом не подумала? А если бы подумала, что бы могла сделать? Как можно заставить его предохраняться, если она для него – игрушка? Что хочет, то и делает. Организм Оли всегда работал как часы. Сбой может означать только беременность. Что же с нею будет? С ними? Если он узнает, то может убить ее вместе с ребенком. А если оставит жить, она что, родит дитя подземелья? От маньяка? Она представила себе, как топает по этому погребу крошечное существо, не знающее о том, что есть солнце, теплая вода, бабушка. Мама, услышь меня! У меня под сердцем уже живет ребенок, твой внук!

Оля еще раз взглянула на календарь. Тот роковой вечер, когда она ушла от Никиты и подошла к зеленой машине, прошел больше двух месяцев назад. Оля дотронулась ногой до гантели, которую прятала под своей доской. У нее не хватит сил ударить его так, чтобы он потерял сознание. Неудачная попытка все только ухудшит, обозлит его. А ведь она должна думать о ребенке. Она теперь будет думать только о нем.

Заскрипел замок. Он спускается по лестнице. Оля подняла глаза и сказала:

– Я смотрела календарь. Я не знала, что живу здесь уже больше двух месяцев.

– Видишь, значит, тебе здесь не так уж плохо, –улыбнулся Виктор.

Оля молча смотрела на него. «Я убью тебя, придурок!» – яростно подумала она, но лоб остался таким же гладким, а глаза – ясными. Самая добрая девочка на свете придумывала казнь своему обидчику. Он пожалеет, что не убил ее сразу.

– Посмотри, что я тебе принес.

– Давай, я проголодалась, – спокойно произнесла Оля.

Она поела, он поднялся домой и вернулся к ней. Когда закончилось еженощное насилие, Оля сказала:

– Ты обещал, что мы начнем выходить на воздух.

– Я сказал, если будешь очень хорошо себя вести, – хихикнул он. – А ты лежишь, как резиновая кукла.

Оля села и посмотрела ему в глаза:

– Я могу умереть здесь от духоты и влажности. Я болею. Ты понял? Или ты думаешь, что так просто поймать другую девушку, когда я умру?

– Нет. Я не хочу, чтобы ты умерла. Мне не нужна другая. Мне нужна ты.

– Тогда пошли.

– Но мне придется выбрать время, когда сторож спит. Подготовиться. Ты понимаешь, что для меня это опасно?

– А для тебя все опасно, – ответила Оля и повернулась к нему спиной.

Виктор вспомнил пенсионерку, которая все еще жива, убитого мальчика, тайную могилу, где лежат в простыне женщина и младенец, и ему стало настолько страшно, что он крепко прижался к своей жертве.

* * *

Надя приехала к Никите через два дня.

– Слушай, парень так пашет! День и ночь. Постоянно докладывает. Олину фотографию я ему оставила. Так он, представляешь, нашел какого-то старичка с собакой, который видел, как Оля разговаривала с каким-то человеком. Он даже узнал, на каком месте они стояли. Всякие там экспертизы делает, отпечатки снимает. Говорит, Олина обувь нужна и еще, может, какая-то вещь. Кофточка там.

– У меня есть ее тапочки, халат. Подойдет?

– Конечно.

– Я могу к ее маме сбегать, взять туфли, в которых она на улицу выходила.

– Пока не надо. Я узнаю, если нужно, возьмем. Сейчас знаешь какая техника, оборудование? Короче, дело идет. А мы с тобой уже два дня на физкультуру не ездили. Да и не ешь ты, думаю, без меня.

– При чем тут… Я тебе знаешь как благодарен! На всю жизнь.

– До чего ж ты трогательный парень. Можно я тебя обниму? Как друг.

Пока Никита думал, что его обнимает друг, Надя с тоской и страстью вдыхала его запах, ощущала сильное, прекрасное тело. Чего только не было в ее жизни, но ничего подобного она не переживала.

Бокалы стояли в комнате, в серванте. Пока Никита ходил в кухню раскладывать привезенные продукты, Надя разлила по бокалам красное вино, которое привозила Никите, и быстро добавила в тот же бокал виски и текилы из маленьких бутылочек. Он как-то сказал, что не пьет очень крепких напитков. Никита вернулся, расставил тарелки и взволнованно посмотрел на Надю:

– Расскажи подробно, пожалуйста.

– Слушай, ты меня просто насилуешь. К сожалению, не в прямом смысле. Я так устаю от этого дела.

Моральное напряжение, понимаешь? Не приставай все время с расспросами. Это твоя информация, и ты ее получишь. Но нам нужно отдыхать. Давай выпьем за успех предприятия и поедим. Только пей до дна. Тост такой. Я в приметы верю.