Сломанные крылья

– Об этом и речи нет, прощать тебя или нет. Я справлялась со своей бедой, на тебя внимания не обращала. Ты тоже как-то должен был справляться. Неужели ты думаешь, что я в трудную минуту попрекну тебя какой-то дурочкой, которая сама знала, что не нужна тебе?

– Ты – необычная, великодушная, сильная. Меня беспокоит, не навредит ли она нам? Она тупая и злая.

– Нет. Я уверена. Я достаточно долго и откровенно с ней говорила. У нее масса надежд, связанных с новой работой, новыми мужчинами и тому подобным.

– Думаешь?

– Уверена. Она злилась, пока видела тебя. Но долго она ничего держать в голове не может. Поверь. Я понимаю женщин.

– Ты и мужчин понимаешь! –Анатолий обнял Ирину, погладил ее по лицу, ласково сжал грудь. – Знаешь, я ведь никого так не хотел, как тебя. Просто на время забыл, что ли, об этом.

– Я знаю.

Он уснул на рассвете, а она тихонько прошла в детскую и села у кроватки.

Утром, когда он ел свой омлет и пил горячий ароматный кофе, у него было так спокойно на душе, как давно не бывало. Сложности казались временными и преодолимыми, появилось ощущение настоящего, крепкого дома, исчезли сомнения. Он всегда боялся громких слов. Но этим утром ему казалось, что есть семья – и в этом смысл его жизни.

Он приехал на работу в бодром настроении, с энтузиазмом принялся за дела. Через час в кабинет заглянула новая секретарша:

– Извините, Анатолий Васильевич. Там какие-то люди спрашивают, как Зину найти, где она теперь работает.

Сердце Анатолия неприятно трепыхнулось. Кому нужна Зина? Кто и зачем ее может искать?

– Пусть войдут, – сказал он ровно.

Вошли мужчина и женщина. Молодые. Одеты строго, даже скромно, она без косметики. Но слово «вип» горит на лицах ярким светом.

– Зина здесь больше не работает, – пожал плечами Анатолий.

– Мы поняли, – сказал мужчина голосом, которым отдают тихие приказы. – Мы хотели узнать, где она работает. Вы в курсе?

Анатолий на минуту замешкался, но тут же сообразил: на фирме многие знают, куда перевели Зину. Будет выглядеть подозрительно, если он скажет, что не знает. Он назвал адрес. Мужчина кивнул, и пара повернулась к выходу.– Прошу прощения, – несколько заискивающе произнес Анатолий. – Вы не могли бы сказать, зачем ищете ее? Все-таки я вас не знаю. Она мне не поручала сообщать сведения о себе.

– Я ее немного знаю, – небрежно, чуть растягивая слова, произнес мужчина. – Так, наши дела. Нужно кое-что уточнить.

Они вышли, Анатолий вытер платком лоб. Какие у Зинки могут быть дела с такими людьми? Что уточнить? Почему-то именно лицо женщины стояло перед его глазами, хотя она не произнесла ни слова. Но такое напряжение, почти скорбь, прямой взгляд, который, кажется, видит его насквозь. Что-то уже случилось, или это его обычная трусость?

* * *

Когда Виктор открыл глаза, перед его кроватью спокойно сидел Слава.

– Приветствую тебя в родном, можно сказать, доме, – сказал он. – Здоровье у тебя неплохое. Некоторое сотрясение твоего поганого мозга есть, но жить будешь. Способность считать потерять не должен бы. Добавляем к твоим подвигам попытку побега, похищение заложницы, использование краденого оружия, которым ты совершенно случайно не убил водителя грузовика. Прикидываешь? На пожизненное может потянуть. Особенно если эксперты докажут, что женщина и ребенок, останки которых мы нашли, не скончались сами по себе, а были убиты.

– Я не убивал.

– Ты не расстреливал их и не резал, поскольку женщина рожала. В этом не было нужды. Есть множество пассивных способов убийства. Например, уморить голодом или жаждой, дать истечь кровью, захлебнуться, чуть придушить. Мы назовем точный способ, докажем, суд назовет это убийством.

– Я никого не душил.

– Вот. Стало быть, другие названные способы имели место быть. Слушай, как я сразу не сообразил про сотрясение мозга? Что мне мешало встряхнуть твою башку? Ты же становишься честнее на глазах. Кстати, завтра тебя вернут в камеру. Куда ты отвез ребенка Ольги Волоховой?

– Пусть она придет сюда ко мне.

– А в койку к тебе ее положить не нужно? Не желаешь? – Слава притянул Виктора за больничную рубаху к себе: – Ты решил, что с моей помощью будешь ее истязать и в тюрьме? Ты вообще про тюрьму еще ничего не знаешь. Ты же у нас не привлекался. А здесь детоубийц ой как не любят! Думай до завтра. Я тоже подумаю.

Слава влетел в свой кабинет, едва не сбив с ног поджидавшего его Сергея.

– Ты представляешь? Он опять ее требует. Хочет ее доконать!

Сергей закурил.

– Я ночью думал: может, не надо было мешать Никите? Он спасал троих, включая меня, от вооруженного убийцы. Ну, размазал бы эту мразь, и сошли бы на нет страдания стольких людей!

– Но живой ребенок?

– Ты действительно веришь в то, что он оставил его в живых? С какой стати? Я до этого инцидента тоже думал, что он Олю по-своему любит. В смысле – по-уродски. А потом подумал: что это такое – по-своему? Это значит – наблюдать ее мучения. Вот и вся любовь.