Вишневое варенье тонкой и густой струйкой попыталось сбежать с запеченного кусочка теста вниз.
— Имущество все целое там, в домике-то. На подоконнике два гривенника лежали, серебряных, царских. Скорее всего, Серый приготовился их чистить, до ума доводить, для продажи.
Главное-то вот что. Маргарита сама видела, как милиционеры нашли деньги под матрасом, триста долларов. Она не знает, что и думать, откуда у мужа такие деньги. Потом-то ей, впрочем, все равно доложат, что это даниловские. Вот так, дружище.
Панас помолчал.
— Зачем мне-то про все это рассказываешь? Знал бы сейчас об этой тайне только ты один, молчал бы и все, никаких заклинаний от меня бы и не потребовалось. А?
— Эта история, Виталик, еще долго будет аукаться всем нам. Одно, другое будут вспоминать, что-то забудут, что-то переврут, не так объяснят при случае. Какая-нибудь гадость еще обязательно всплывет между нашими-то. Меня рядом не будет, а вот ты…
Чтобы можно было кое-кого подправить при разговоре, не раскрывая, естественно, всех подробностей; чтобы ты сам смог не допустить еще такого же безобразия. Вот зачем я и связывал тебя, верный мой Панса, этой страшной клятвой. Надеюсь, ты понимаешь, что все это абсолютно серьезно.
— А то…
По радио начинали передавать новости.
Капитан Глеб пристукнул кулаком по столу:
— Ну, мне пора.
Виталик не очень-то и хотел вставать из-за стола.
— А ты, Глебка, в эти дни так трепался, что я тебя таким никогда и не видел! Честно, не ожидал от тебя!
— Нужно же было вас, затейников, хоть как-то разговорить. Язык у меня, в самом деле, от этих монологов сильно побаливает.
Не опуская на стол чашку, Панасенко наставил толстенький указательный палец на Глеба:
— Я скажу тебе, кто ты такой, если ты этого еще не знаешь! Ты обманщик! Как тебе не стыдно так дурачить людей?
— Сначала было стыдно, а потом привык, — ответ капитана Глеба был искренен и честен.
— Удивляюсь, как это мы все тебе вчера поверили!
— А я будто не удивляюсь! — славно усмехнулся Виталику Глеб. — Я ведь и сам себе почти поверил.
— Ты билеты на самолет уже взял? Свободно сейчас с ними? А то ведь трудности обычно бывают к лету-то…
— У меня карточка «Аэрофлота». Серебряная. Выдали, как заслуженному пассажиру.
— И чего? Выгодно хоть? Большие преимущества имеешь?
— С билетами проблем теперь нет. Ну, еще, наверно, когда лютые холода случатся, то пустят меня в зал для больших людей погреться или чемодан мой случайно на аэроплане бесплатно куда-нибудь довезут…
Виталик расслабленно вздохнул:
— Покушай, покушай, тебе в дорогу-то нужно подкрепиться. Ты ведь, небось, избаловался там, в других странах, с едой-то? Рестораны разные, жульены, артишоки, а? Каплунов пробовал?
— Успокойся, обжора. Как говорил когда-то наш корабельный кок, у меня аппетит, как у соловецкой чайки. Я ем все, всегда и сколько мне надо. Пробовать в жизни приходилось многое, но кушанья, равного твоей картошечке с грибками, я на свете еще не встречал.
— А с Жанкой что теперь будет? Она ведь такая…
— Такие женщины, Виталь, или губят мужиков, или, наоборот, подталкивают их к жизни, заставляют жить стремительней. Думаю, что все у нее будет хорошо. Я этого очень хочу. И вообще, многое в жизни можно предусмотреть, если вовремя включить голову.
— Ну это ты загнул!
— Ничего сложного, без особых фокусов, — Глеб с удовольствием уже рассуждал, запивая пирог ароматным чаем. — Вот ты, например, когда в заводской столовке выбираешь еду, часто ли задумываешься о том, как будешь выглядеть, поедая суп с курицей или взяв на второе тушеные свиные ребрышки? Не спорю, вкусно! На раздаче они такие аппетитные!.. Но, усевшись уже с вожделением за столик, ты вдруг внезапно понимаешь, что кушать эту еду без ножа невозможно, с ножом — катастрофически трудно… И руки вдобавок помыть после расправы с жирным мясом негде. Если бы ты был немного предусмотрительней при чтении меню, самую малость подумал бы о том, что тебя ждет всего лишь через несколько минут… И если тебе очень не хотелось бы выглядеть неряшливым клоуном — ты взял бы удобный гуляш. Всего и делов-то.
Виталик ухмыльнулся незаметно, но хитро.
«Со временем жизнь выбьет из него эту дурь. В конце концов он поймет, что невозможно же весь свой век носиться по свету, имея при себе лишь светлую голову да кучу прочитанных еще в детстве приключенческих книжек…»
— Глебка, а ты что, действительно такой? Всегда думаешь, ничего не боишься, ни у кого ничего не просишь?
— Ого как! За что так сложно-то, Виталь? Впрочем, попробую ответить… Не просить? Думаю, что это у меня уже получается… Не бояться? Всякое бывает, особенно когда дело касается тех, кто мне дорог. Не верить? Вряд ли.
Они вместе прислушались к прогнозу погоды.
— Послушай, философ Панасенко, ты все так на своем ДОКе и трудишься? Менять профессию не думаешь?
— Да ну, ты что! У нас сейчас платят нормально, соцпакет полный, соблюдают все как надо, профсоюзы заводские опять хотят ввести, с коллективным договором наш директор постоянно в Москву носится. Так что все вроде путем. А чего ты меня про работу-то спросил? К себе хочешь взять? Личным поваром?