Сломанные куклы

Прошло два дня с тех пор, как я убил Адама. Трофеи были аккуратно сложены в ряд, все задницы прикрыты, и я мог, как и планировал, сбежать в солнечное место. Неблагоприятные ветра еще, конечно, подуют некоторое время, прежде чем полностью выдохнутся, но это уже были проблемы Хэтчера, а не мои. Ублюдка подстрелили. В тюрьме он или мертв – для меня не имело никакого значения. Бессонница меня не мучила.

Я вышел на балкон, чтобы напоследок выкурить сигарету и подумать о следующем расследовании. Так было всегда. Как только удавалось схватить преступника, он переставал меня интересовать. Интерес вызывали те, которые еще были на свободе. И их количество не убывало.

Кто-то постучал в дверь. Стук был не такой уверенный, какой обычно бывает у уборщиц или службы доставки. Тот, кто стучал, словно спрашивал разрешения войти, а не требовал его впустить, потому что так было написано в должностной инструкции. Я открыл дверь и увидел улыбающуюся своей лучезарной улыбкой Темплтон с перевязанной и зафиксированной поперек груди рукой. Операция прошла успешно, но ей так и придется до конца жизни звенеть, проходя сквозь металлодетекторы в аэропортах. Она посмотрела на чемодан за моей спиной.

– Едешь куда-то?

Я отошел в сторону и пропустил ее.

– Ты разве не должна быть в больнице?

Она подошла к дивану и неловко села. Было очевидно, что любое движение причиняло ей боль.

– Очень больно? – спросил я.

Жестом здоровой руки она показала «так себе».

– Сейчас обезболивающие действуют, так что более-менее нормально. А где-то через полтора часа будет плохо.

– Тебя ведь только завтра выписывают.

– Я сбежала, пока медсестры не видели, – она замолчала, посерьезнела и отвернулась. А когда повернулась вновь, серьезное выражение лица исчезло, и на смену ему пришла неуверенность. Она не очень шла Темплтон. – Я не хотела, чтобы ты помнил меня лежащей в больнице. Это было бы неправильно, – она снова замолчала и криво усмехнулась. – Я хотела попрощаться так, как нужно.

– И? – продолжил за нее я.

– И я подумала, может, нам стоит поговорить о том, что произошло. Чтобы не оставалось недосказанностей.

Я молчал. Это всегда лучшая тактика в ситуациях, когда женщина говорит, что хочет поговорить.

– В отчете Хэтчер написал, что Адам Гросвенор спровоцировал нападение полицейского, в результате которого был убит.

Темплтон внимательно наблюдала за мной с серьезным выражением лица. Сейчас я уже молчал, потому что мы ступили на минное поле. Хэтчер присылал мне текст финального отчета перед отправкой руководству. Этот отчет стал итоговым протоколом дела. Все остались им довольны. Руководство Хэтчера было довольно, потому что преступников поймали, а это положительно сказалось на их репутации. Представители прессы тоже были довольны, потому что у них появилось, о чем писать. Родственники жертв были довольны, насколько это возможно, потому что случилось нечто, напоминающее справедливость.

Единственной недовольной осталась Кэтрин Гросвенор, которая всем и каждому рассказывала, что ее сына убили, но никто ее не слушал. Ее слово было против слова Хэтчера.

Конечно, все было не совсем так, как описал в своем отчете Хэтчер. По большей части он предоставил правдивое описание событий, за исключением пары вещей. Во-первых, он написал, что кольты мы нашли в доме Адама. Во-вторых, он сказал, что я предупредил Адама Гросвенора, прежде чем нажать на курок. Все это было наглой ложью с единственной целью прикрыть мой зад.

Я не собирался сильно волноваться по этому поводу. Как бы там ни было, все закончилось хорошо. Адам должен был умереть, а Темплтон должна была жить. Вот и все. Судя по взгляду Темплтон, ее мучили сомнения, но, поскольку она была без сознания, ничего большего, чем сомнения, у нее не было. Она кивнула сама себе, что означало, что она пришла к какому-то выводу. Потом ее взгляд смягчился, серьезность улетучилась, и она вновь стала той Темплтон, которую я знал.

– Я рада, что он мертв, – сказал она, и напряжение между нами исчезло.

– А я рад, что ты жива.

– Благодаря тебе. А тебе на самом деле было так необходимо стрелять в меня?

Я сморщился.

– Поверь мне, я был бы только рад, если бы был другой выход.

Темплтон засмеялась.

– Расслабься ты, я же просто шучу. В конце концов, ты сделал то, что должен был.

– Ну, если ты так говоришь…

– Да, говорю. Если бы не ты, меня бы сейчас здесь не было. Спасибо за то, что спас мне жизнь.

– Всегда пожалуйста, – сказал я и сразу же пожалел об этом. В голове эти слова звучат гораздо менее пафосно, а когда их произносишь, чувствуешь себя по-идиотски. Какое-то время мы молчали. Темплтон сказала все, что хотела, и теперь, когда мы обсудили все серьезные вещи, никто из нас не знал, о чем говорить дальше.

– Можно тебя уговорить остаться еще на пару дней? – спросила Темплтон, прервав тишину. – Хотя бы до Рождества. Можешь остановиться у меня. Никто не должен отмечать Рождество в одиночестве.

– Я и не буду в одиночестве.

– Персонал следующего отеля не считается.

Это была хорошая шутка.