Сломанные сны (СИ)

Разве Мики посмела бы отказать сестре? Даже в своём состоянии с пулевым ранением она лишь подобострастно воскликнула: «Конечно!». На той стороне эгоистично повисли долгие гудки. Но этого хватило, чтобы вернуться с небес обратно на осточертевшую землю. Никки до сих пор нуждалась в ней, и она не могла бросить её, чувствуя ежедневные угрызения совести.

Поэтому девушка вновь откинула своё имя. И ночью, когда все обитатели дома крепко спали в своих грезах, натянула личину Куклу, дырка от пули в облегающем топе напоминала о её долге вместе с пульсирующей болью в плече. И Кукла Вуду покинула квартиру подпольного врача, убегая навстречу ночи подпольной жизни, чтобы напомнить об их с Никки существовании.

Приходить перед работой к подпольному доктору, чтобы проверить Мики стало уже обыденной привычкой. К тому же в этот раз он нёс хоть какую-то, но новость о её сестре. Шизуо и не заметил, как дорога стала столь привычной, что он шёл сюда не произвольно. Это было странным. Мики по сути была первой, кто не боялся его силы с нормальной точки зрения, не с научной как у Шинры, или сверхъестественной как у Селти. Она приняла его таким, какой он есть, и Хейваджима чувствовал это сердцем и, видимо, поэтому принял и её прошлое с настоящим. Принял её и как «Никки Авакусу», и как временно исполняющую роль Куклы Вуду, и как саму Мики. Он боялся облажаться, но понимал, даже если вновь переступит черту, Мики и это примет вместе с ним. Впервые он не боялся кому-то причинить боль своей силой, потому что мог направить её в другое русло.

И ему не хотелось расставаться с этим непривычным теплым чувством в груди. Поэтому, стоя на пороге квартиры Кишитини, услышав от Шинры ничего не значащую для доктора новость, Шизуо пришёл в неистовство.

— А, твоя таинственная пациентка сбежала. Видимо, ночью собрала все вещи и ушла по-английски.

Гнев. Кулаки уже сжались с покалыванием в пальцах от желания пробить что-нибудь насквозь.

— Кстати, я записал счёт за лечение и проживание на твоё имя, так как пациентка предпочла остаться анонимной, — буднично рассказывал подпольный доктор, ещё не догадываясь, что позади него воздух накалился настолько, что если зажечь спичку, всё взлетит к чертям.

Как только Шинра развернулся, все слова застряли, и на его лицо легла тень ужаса, ведь Шизуо, сжимая ручку двери, просто-напросто сорвал ту с петель.

— Какого…

— П-п-п-остой!!! — Шинра в мольбе замахал руками.

— хрена…

Но дверь уже неимоверно неслась в сторону подпольного доктора.

— ТЫ ВЫПУСТИЛ ЕЁ!!!

Кишитани успел увернуться от угрозы быть расплющенным. Но Шизуо уже кинулся в сторону комнаты и, выбив ни в чём не повинную дверь, оглядел сиротливо пустующую койку. Ушла. Она правда ушла.

— Шизуо!

Кишитани не успел остановить рассвирепевшего друга. Шизуо уже кинулся бежать по лестнице и, выйдя на улицу, набрал номер Мики, но на том конце донеслось лишь треклятое «абонент временно не доступен».

В новостях вновь понеслись слухи с подкрепленными фотографиями. Кукла Вуду вернула насильственное счастье Икебукуро. Принесла счастье, которое не могла ощутить сама, как и полагается сапожнику без сапог.

====== Глава 21. «С глаз долой — из сердца вон» ======

Кукла. Кукла Вуду. Эфемерно сотканная, временно сверкающая пустая оболочка. Такая же, как она сама. Пустышка, наполненная ненавистью.

Вся её жизнь была соткана из ненависти. Благодаря ненависти она двигалась вперёд, заставляя каждый день вставать со смятых, давно нестираных простыней. Каждый день смотреть в отражение безэмоционального лица, обрамленного отметинами бессонных ночей. Ночей безрассудных поступков, фривольных гулянок, пьянства, наркотиков, беспорядочных связей. Никки тошнило от самой себя, но она не могла возненавидеть себя, ведь сердце её было пропитано ненавистью к другим людям. Авакусу. Акатацу. Она искренне пыталась начать новую жизнь, даже в Икебукуро у дяди, которому не было до неё дела. В Интернате, куда он её отослал как ненужную вещь. Первое время Авакусу полностью отдалась учебе, став зубрилой. «Я забудусь в учебе», — наивно полагала девушка. Но учеба не утолила её голод. Тогда пришла взрослая, никем не контролируемая жизнь. «Я забудусь в шуме жизни. Всё, всё что угодно, клубы, алкоголь, травка, какие-то левые парни, не прочь зажечь в ближайшей кабинке туалета». Но такое бегство от реальности привело во второсортное казино в роли такого же второсортного дилера. Такая жизнь привела к отчислению из универа. Она стала ничтожеством, не способным любить, дружить, видеть прекрасное, настолько ненависть застелила ей глаза. Лишь плыть по течению дурмана. Именно этой рекой Стикс в мир вечных погребальных грез и стала попавшая в руки в ночном клубе Хром, что унесла её в сломанные сны, собранные воедино благодаря синей таблетке. Личное счастье. Фальшивая счастливая семья, живая сестра — у неё было всё лишь благодаря очередной дозе.

И Хром привела её к реальной жившей всё это время в тени подполья мечте. Ведь её сестра оказалась жива. Никки не могла передать своего счастья, но даже это счастье переросло в горечь от осознания правды.