Читаем Сломанные вещи полностью

Сломанные вещи

Я и правда думала, что мы особенные. Но, может быть, в действительности этой магии никогда не существовало, как не существовало и Лавлорна. Может, это было просто еще одним воспоминанием, которое нужно оставить позади.

Когда мы подъезжаем к Твин-Лейкс, нам приходится встать в очередь из машин, которые ждут, чтобы перестроиться в один ряд. Половина дороги заблокирована полицейской патрульной машиной, огни которой мигают, обозначая дерево, вырванное с корнями, похожими на торчащие вверх спицы огромного колеса.

Мы, следуя указаниям полицейского, который машет вперед, заезжаем в левый ряд. У меня захватывает дух, когда на Миэрз-лейн я вижу ряд домиков, сдававшихся по минимальной арендной плате, вернее, то, что от них осталось. Целые веранды смыло водой, и трава усеяна мусором. Я вижу, что у одного из домов – того самого, в котором жила Пиа, моя старая няня – смыло кусок стены, и я могу видеть часть ее гостиной.

– Ничего себе. – Бринн выпрямляется на своем сиденье. – Вроде бы здесь жила твоя старая няня, да? Как ее звали – Пита?

– Пиа, – поправляю я. Но то, что Миа вспомнила – то, что она все еще помнит, – вызывает во мне внезапное и глупое чувство радости. Стало быть, она забыла не все.

– Да, Пиа. – Похоже, теперь Бринн начинает вспоминать. Она подается вперед. Я еду в сторону исторического центра – я никогда не понимала, почему это место носит такое название, ведь именно здесь расположены все самые новые магазины – тут 9А поворачивает на Главную улицу, и ряд прачечных самообслуживания и обшитых тонкими досками домов сменяется собранием опрятных кафе, ресторанов с органической едой, ювелирных магазинов и художественных галерей. На перекрестке Главной улицы и Кленовой, в самом центре Твин-Лейкс, Бринн присвистывает. – Черт возьми. Посмотри, что там случилось у Луиджи. Похоже, что-то взорвалось.

Мое сердце снова сжимается. Заведение Луиджи превратилось в фирму «Питы и Компания» еще тогда, когда мы все учились в пятом классе. Теперь его большие выступающие на улицу окна разбиты вдребезги, их снес ветер. Один из столов выбросило на улицу, где он и остался лежать ножками вверх, словно какое-то выброшенное из воды и утонувшее насекомое.

– Я не знала, что все обернется так ужасно, – говорю я. Эбби сказала, что Твин-Лейксу очень сильно досталось – как члену студенческого братства, которого избили вечером в пятницу, как она выразилась, – но одно дело слышать обо всех этих разрушениях и совсем другое – видеть своими глазами.

– Значит, в то время тебя здесь не было?

– По большей части я это пропустила.

Светофор на углу Главной улицы и Кленовой улицы рухнул. На перекрестке стоит еще один коп, регулирующий движение, и длинная вереница машин, ожидающих возможности свернуть направо. Часть Главной улицы полностью перекрыта, и нам приходится свернуть на Кленовую и затем на Кинг-стрит. Расположенная напротив книжного магазина парковка все еще залита водой. Посреди нее в куче густой грязи стоит «Тойота приус». – Я выехала из города вечером в субботу еще до того, как усилился ветер, – говорю я Бринн. И не упоминаю, что ночь я провела в нескольких милях от «Перекрестка» в мотеле, где постельное белье пахло выкуренными сигаретами. Я не говорю ей, что сегодня утром у меня ушло несколько часов только на то, чтобы собраться с духом, дабы проехать последние 3,6 мили до «Перекрестка».

– Поверить не могу, что ты смогла вести машину по такой непогоде. – Она пялится на меня. – Неужели твоя мать позволила тебе ехать в такое ненастье? Неужели тебе не было страшно?

– А, ну да, было. – Я не отвечаю на ее вопрос насчет матери. Откуда ей знать, что моя мать сейчас в 110 милях отсюда и что она, вероятно, запихивает в сумку грязные столовые салфетки, а также почту из дома тети Джесс и думает, будто на протяжении всей бури я просидела в безопасности в своей спальне. – Но ведь это было важно.

Бринн смотрит на меня искоса, как будто никогда не видела прежде.

– Мы все это придумали, – тихо говорит она. – Лавлорн никогда не существовал. Его не было. Мы просто сошли с ума.

– Я это знаю, – огрызаюсь я.

– Сошли с ума, – повторяет она со странным выражением на лице. – И к тому же были наполовину влюблены друг в друга.

– Ты не была влюблена в меня, – поправляю я. – Ты была влюблена в Саммер.

Я начинаю жалеть об этих словах, как только они срываются с моих уст. № 31. Слова, похожие на шрапнель: сначала они попадают в тело и только потом взрываются. На долю секунды Бринн отшатывается, словно я ударила ее по лицу. Я сразу представляю подругу на сцене в свете прожектора – она стоит на коленях, маленькая, сжавшаяся в комок пружина ярости.

Затем она выскакивает вон. Она оказывается на улице еще прежде, чем я успеваю остановить машину. Открывает багажник. Выхватывает свою спортивную сумку. И к тому времени, когда я опускаю окно и зову ее, она исчезает из виду.