Сломанные вещи

А еще был поцелуй. А потом последовали слухи, ходившие по школе, то, как ученики шикали мне вслед и все девочки отказывались раздеваться в моем присутствии в раздевалке спортзала. То, как Саммер отказывалась смотреть в мою сторону, и то, как, видя ее на другом конце коридора, я чувствовала себя, словно ведьма в «Волшебнике из страны Оз», так, будто я растворяюсь, растекаюсь наподобие пузырящейся лужи.

Но, как всегда, когда это воспоминание оказывается слишком близко, мой разум делает крутой поворот и уходит на обходной путь. Впереди опасность.

Я возвращаюсь на Главную улицу, молясь о том, чтобы нас никто не заметил, и жалея о том, что у меня на голове нет шляпы. К счастью, люди на улицах слишком заняты, осматривая свои дома и выясняя, насколько сильно они пострадали, или разбирая обломки. Мне кажется, что все это должно сопровождаться громким шумом – миганием огней, воем сирен, урчанием оборудования, – но пик чрезвычайной ситуации уже позади, и вокруг стоит мертвая тишина.

Достаточно свернуть на дорогу местного значения 15А, и, отъехав несколько миль от города, можно добраться до Объединенной школы Твин-Лейкс, состоящей из начальной и промежуточной школ, а на противоположной стороне улицы стоит старшая школа, где мне так и не довелось учиться, поскольку меня слишком жестоко травили. Вместо этого я сворачиваю направо – там самый дешевый муниципальный район, в одном из домов которого живет теперь моя мать – наверное, я должна бы считать его и своим домом, однако я всячески старалась туда не возвращаться. Все дома стоят на месте когда-то находившейся здесь фермы, которую разделили на отдельные участки. Можно пройти дальше, и тогда расстояние между домами становится все больше и больше, пока все вокруг не окрашивается всего в два цвета – коричневый и зеленый – и не начинаются леса, среди которых изредка попадаются фермы, маленькие островки цивилизации, похожие скорее на оплошности, совершенные при нанесении красок. В конце концов, дорога местного значения 15А превращается в узкую проселочную дорогу, проходящую мимо улиц с такими названиями, как Холм яблоневого сада и Кольцевая развязка Одуванчик, и мимо моей старой улицы Бор-лейн. Дом Саммер находился через переулок от моего, на Сканк-Хилл-роуд. Дальше расположена Брикхаус-лейн, названная так в честь полуразрушенного кирпичного домика[6] в конце этого переулка, домика, расписанного граффити с нанесенными несмываемыми маркерами инициалами, перед которым на шлакоблоках все еще стоит проржавевший «Додж».

Перкинс-роуд перекрыта пожарной машиной. Большая сосна, свалившись, порвала провода ЛЭП, и теперь здесь со скучающим видом толпятся рабочие, похожие на людей, ожидающих своей очереди на почте.

Напротив я замечаю открытую дверь дома Марси Дэвис. Хотя в ее жилище слишком темно, я готова была бы поспорить на что угодно, что она сидит там в шезлонге напротив кондиционера, наблюдая за творящейся снаружи кутерьмой. Марси и есть тот неназванный «источник», который цитировали пять десятков газет и по словам которого о моих психопатических тенденциях стало известно еще с тех пор, когда я была ребенком. Несколько лет она рассказывала людям, будто я ради удовольствия мучила лягушек и воровала велосипеды у других детей; будто я всегда была помешана на ножах и играла не в кукол Барби, а в войну – и это притом что мы переехали на Перкинс-роуд только через несколько месяцев после гибели Саммерс – после того, как Билли Уоткинс, наш сосед по Бор-лейн, сказав, что действовал по велению Бога, сжег наш дом, бросив в гостиную коктейль Молотова, когда внутри находилась я. Думаю, Марси даже не платили за ее интервью – ей просто нравилось выдумывать всякие гадости.

Я закидываю спортивную сумку на плечо, как будто это мертвое тело, которое я вытащила из разрушенного здания, надеясь, что эта ноша полностью скроет мое лицо, и пытаюсь по лужайке Марси обойти пожарную машину.

Но меня сразу же останавливает пожарный.

– Постойте. – Весь подбородок у него покрыт угрями – точь-в точь как у двенадцатилетнего мальчишки. Он одет не по форме – на нем только комбинезон поверх белой футболки. – Эй, куда это вы идете?

– Домой, – отвечаю я, чувствуя, как по спине ручьями течет пот.

– Дорога перекрыта, – говорит он. – Вам придется вернуться позже.

Я чувствую, как сквозь тонкую ткань сумки мне в шею врезается что-то твердое – мой сотовый телефон.

– Я не могу вернуться позже. Я здесь живу. – К нам поворачивается еще один пожарный. – Послушайте, – продолжаю я, – отсюда виден мой дом. Видите вон тот маленький серый домик? – Я даже показываю рукой, потому что все дома на Перкинс-роуд серые, ведь их все построили за два года из одного и того же дешевого низкопробного материала – фанеры и плоской кровельной плитки. – Я пройду быстро. И не буду подходить к проводам.

– Дорога перекрыта, – повторяет сопляк-пожарный, даже не обернувшись, чтобы посмотреть, куда указываю я. – По распоряжению Управления пожарной охраны.

В конце концов я выхожу из себя.