Сломанные звезды. Новейшая китайская фантастика

Я все равно благодарила его за проявленную заботу. В наше время каждый зависел от других; даже такое простое дело, как заказ еды на дом, требовало услуг тысяч работников по всему миру: они принимали заказы по телефону, обрабатывали платежи, поддерживали компьютерные системы, обрабатывали данные, выращивали и производили ингредиенты, покупали и транспортировали их, проводили санитарные инспекции, готовили блюда, составляли графики доставки и, наконец, доставляли покупку… Но чаще всего всех этих людей мы никогда не видели, и у каждого из нас создавалось впечатление, будто мы – Робинзон Крузо на необитаемом острове.

Мне нравилось одиночество, но я ценила доброту незнакомцев, находящихся за пределами моего острова. Ведь, в конце концов, в квартире требовалось сделать уборку, а я была слишком больна, чтобы этим заниматься, – по крайней мере, вставать с постели мне не хотелось.

Когда прибыл помощник, я включила световой экран, окружавший мою кровать. Я могла следить за всем, что происходило за его пределами, но никто не мог увидеть или услышать меня. Дверь открылась, и, скользя по полу скрытыми колесами, в комнату бесшумно въехал «айватар». На его гладкой, похожей на яйцо голове было нарисовано грубое, мультяшное лицо с пустой улыбкой. Я знала, что за этой улыбкой скрывается живой человек – возможно, пожилой, с глубокими морщинами на лице, или молодой, но опечаленный. Где-то в далеком сервисном центре тысячи работников в телеуправляющих перчатках и очках для дистанционного сбора данных оказывали помощь по дому людям в самых разных уголках планеты.

«Айватар» огляделся и приступил к выполнению стандартной программы: он почистил мебель, вытер пыль, выбросил мусор и даже полил алоказию на подоконнике. Я наблюдала за «айватаром» из-за экрана. Его руки были такими же ловкими, как и у человека; они ловко поднимали чайные чашки, мыли их в раковине и ставили вверх дном на сушилку.

Я вспомнила, что видела похожего «айватара» в нашем доме много лет назад, когда еще был жив мой дедушка. Он, хороший шахматист, иногда играл с «айватаром» в шахматы и всегда выигрывал. Одержав очередную победу, он радостно напевал какой-нибудь мотивчик, а «айватар» тем временем стоял рядом с сокрушенным выражением лица. Эта картина всегда вызывала у меня смех.

Я не хотела предаваться печальным воспоминаниям во время болезни и поэтому повернулась к Линди, которая сидела рядом с подушками.

– Хочешь, я тебе почитаю?

Слово за словом, предложение за предложением, я читала толстый роман. Я сосредоточила все внимание на том, чтобы заполнить пространство и время словами, не обращая внимания на их смысл. Потом у меня пересохло в горле, и я остановилась. «Айватар» уже ушел. На чистом кухонном столе стояла миска, накрытая перевернутой тарелкой.

Я выключила световой экран, встала с постели и доковыляла до стола. Я подняла тарелку: миска была наполнена горячим супом с лапшой. На поверхности плавали кусочки помидоров, тонкие завитки желтка, колечки зеленого лука и золотистые пятна жира. Я выпила ложку бульона. В супе было много имбиря, и жжение распространилось от кончика моего языка до желудка. Знакомый вкус, вкус из детства.

Из моих глаз хлынули слезы. Остановить их я не могла.

Я съела всю лапшу без остатка, не переставая плакать.

* * *

Алан (3)

9 июня 1949 года сэр Джеффри Джефферсон, знаменитый нейрохирург, произнес речь под названием «Разум механического человека», в которой высказался о мыслящих машинах следующим образом: «Пока машина не напишет сонет или не сочинит концерт под воздействием своих мыслей и испытанных чувств, а не благодаря случайному совпадению символов, только тогда мы согласимся с тем, что машина равна мозгу, – то есть она должна не только написать, но и знать, что именно она это написала. Ни один механизм не может чувствовать (а не просто подать сигнал, что достаточно легко) удовольствие от своих успехов, горевать, когда его электронные лампы плавятся, чувствовать тепло внутри от лести, тосковать из-за совершенных ошибок, поддаваться на сексуальные чары, злиться или печалиться, когда он не может получить желаемое».

Это высказывание часто цитировали, и шекспировский сонет стал символом, самым ярким драгоценным камнем в короне человеческого разума, вершиной духа, недостижимой для простых машин.

Репортер «Таймса» попросил Тьюринга прокомментировать эту речь. Тьюринг, как обычно, ответил не таясь: «Вряд ли сонеты вообще могут служить критерием. Однако это не вполне справедливое сравнение, ведь сонет, написанный одной машиной, лучше всего способна оценить другая машина».