Я знала, что рядом с марининой кроватью стоит тумбочка и сестра всегда кладет свой травмат на нижнюю полку, а сверху кладет одежду. Вынимает его она только тогда, когда нужно возвращаться в Красногорск. А значит, я смогу незаметно вынуть пистолет в четверг вечером, когда Марина и её парень будут ужинать с родителями в кухне на первом этаже. А в пятницу… Да что там! Это меня уже не волновало.
И вот наступил четверг. Вечером мама позвала всех за стол. Я замешкалась наверху, и, когда Марина со своим парнем стали спускаться, я проникла в её комнату, взяла пистолет, положила белье так, как оно лежало до этого. Риск, конечно, был, но я думала, вряд ли Марина станет проверять наличие пистолета на ночь. И даже, если завтра днем она обнаружит пропажу, я буду в это время в школе.
Я не спала всю ночь, весь день я думала только о том, как пойду из школы за Гафаровым и почти не слышала объяснения учителя по новой теме. К счастью, в этот день меня снова не вызывали к доске и не задавали мне ни одного вопроса.
Наконец-то закончился последний урок. Внутри меня все сжалось , я превратилась в натянутую струну. В голове все время вертелась "Седьмая симфония" Шостаковича, которую мы слушали недавно на уроке музыки. Мои ноги и руки одеревенели. Перед глазами всплывал образ стрелы, она выпускалась из лука и летела в цель. Цель поражена. Жизнь никогда не ьбудет такой, как прежде.
Звонок. Диман двинулся к выходу, что-то сказал Флигину. Я подождала, пока все выйдут из класса, нащупывая рукой пистолет в сумке. Потом подошла к окну и увидела, как Гафаров идет в сторону школьных ворот на Коммунистическую. Он шел один. Наступали сумерки, где-то выла собака. В темноте я могла незаметно идти за Димкой. Через два квартала он должен был повернуть в сторону металлических гаражей. Там был тупик, где я и думала его настигнуть.
Гафаров шел впереди в нескольких метрах от меня, ссутулившись, как под тяжестью нелёгкой ноши. В какой-то момент мне стало его жаль.
Когда впереди показались корпуса гаражей, я поравнялась с Димкой, решительно подставила дуло пистолета к его шее. Он вздрогнул, ощутив холодное прикосновение чего-то круглого и металлического.
– Сейчас поворачиваешь налево и идешь к дальнему гаражу – сказала я.
Мы повернули, зашли в тупик, я приказала Диману повернуться ко мне лицом и перевела пистолет в центр его тела.
– Слушай! Обещай мне, что больше никогда не подойдешь ко мне, никогда больше не будешь говорить гадости в мой адрес. Если ты думаешь, что я побоюсь сейчас выстрелить, зря. Мне все равно. Ты меня достал.
Димка смотрел на меня глазами, в которых была смесь удивления и страха.
– Да – ответил он.
– Тогда можешь валить домой и останемся друзьями.
Он попятился в тупик, потом, сообразив, что выход в противоположном направлении, пошел в мою сторону, я пропустила его и он быстро пошел домой.
Ура! Оружие использовать не пришлось. Все позади, все позади, все позади. Эти слова стучали у меня в голове, как клавиши печатной машинки. Я с болью сняла с курка окостеневший палец. Ноги и руки одеревенели и стало холодно. Очень холодно на улице. Я добежала до дома, родители и сестра со своим парнем смотрели фотографии в старом альбоме, пахло яблочным пирогом и чаем с бергамотом. Я взлетела в комнату Марины, судорожно сунула пистолет на нижнюю полку тумбочки, вернулась в свою комнату и, скорчившись на холодном полу, рыдала, стараясь, чтобы меня не услышали внизу. Наутро я свалилась с температурой 39.
Впереди были выходные. Честно говоря, я боялась, что Димка соберет своих отморозков и они придут, чтобы отомстить мне. К моему счастью, Гафаров оказался трусом, к тому же в Николаевке все знали друг друга и моя мама была учителем, может быть это меня спасло.
Короче, мне повезло! С того дня Гафаров ни разу ни подошел ко мне и в моем присутствии редко упражнялся в своем косноязычном остроумии даже в отношении других одноклассников.