Сломанный клинок

– Ох-ох-ох, вот тут вы не прогадали, курсант. Выбор правильный, хоть и специфический. Собираетесь начать военную карьеру? – словоохотливый дядька вцепился в меня как клещ, словно соскучился по общению. Или это черта характера у него такая?

Ответить мне не дал прозвучавший звонок, призывающий на занятия. На нас он подействовал примерно одинаково – как лесные обитатели, вспугнутые звуком охотничьего рога, мы, переглянувшись, избавились от окурков и скорым шагом поспешили в учебный корпус. Пути разошлись почти сразу, за порогом, и на прощание немец учтиво поклонился – неглубоко, как и следовало в подобной ситуации старшему.

Ответный поклон был автоматическим, неосознанным, хотя казалось, за последние месяцы я уже успел отвыкнуть от этого жеста вежливости, распространенного на исторической родине. Но привычка оказалась сильнее. Ламарк только вновь улыбнулся и одобрительно кивнул.

Разговор с Ламарком оставил двойственное впечатление, став генеральной репетицией всех будущих новых знакомств. Мне необходимо было создать о себе хорошее впечатление. От него зависело многое, в том числе и положение в обществе. Незнакомом, со своими законами и традициями, иерархичностью, как и на родине, но другом, непривычном и менее закостенелом. И того, как на самом деле в этом обществе отнесутся к ронину, я ещё не знал…

История моей семьи и рода Хаттори в целом была довольно сложной. Один из древних родов Японии, имеющий божественное происхождение и многовековую историю, обладал настолько непростой судьбой, что ещё в детстве я не раз поражался тому, сколько невзгод и неудач сваливалось на головы моим предкам. Последней из них стала опала, которой род был подвергнут после Реставрации Мэйдзи. Клан Токугава очень легко отрекся от нас как от вассалов, попутно переложив на моих предков изрядную часть вины в собственных деяниях. Критиковать их за это бессмысленно, время было такое, каждый боролся за выживание как мог.

Статус свободного рода, приобретенный после ловкого хода Токугава, был воспринят как дар богов. Он обещал независимость, привилегии и перспективы. На деле всё вышло чуть ли не строго наоборот. С самураями Хаттори никто не хотел иметь общих дел – созданная за несколько веков репутация верных цепных псов имела не только плюсы, но и минусы. А неприличное количество злопамятных родов аристократии, в своё время пострадавших от действий самураев Хаттори, свело на нет почти все попытки хоть как-то встать на ноги.

Ещё в древности существовало понятие «дзи-самурай». Оно обозначало бедного, не имеющего собственного земельного надела воина, живущего только на содержание от сюзерена. И Хаттори оказались именно в таком состоянии. Единственные, кто не отвернулся и протянул руку помощи – род Маэда. Мне до сих пор кажется, что тогда они преследовали вполне конкретную цель и добились её – вассальная клятва Хаттори, пусть и под прикрытием союзного договора, обеспечила их сильным боевым крылом и профессиональной службой безопасности.

Моя семья уже не ставила перед собой цели вновь добиться привилегий и статуса – честь и долг диктовали то, как жить и ради чего умирать. Род Маэда достиг серьезных успехов в военных разработках, связанных с системами РЭБ, сконцентрировав почти все свои ресурсы на этом направлении, и одаривал Хаттори щедрой рукой, изредка пугая конкурентов памятью о «псах Токугава».

Но после того, что произошло, о репутации фамилии на какое-то время мне предстояло забыть. Семья не справилась со своими обязанностями, и род-сюзерен сгинул в пламени межродовой войны. Тот факт, что я не достиг совершеннолетия, не имел никакого значения. Леон Хаттори стал ронином. Изменить это было уже невозможно.

То, как к этому отнесутся в Российской империи, для меня по-прежнему оставалось загадкой. Друзья мамы, в прошлом сотрудники российского посольства в Японии, на мои вопросы толком ответить не смогли, даже для них в этом присутствовала некая загадка. Исходя из этого они предложили легенду, решавшую этот вопрос кардинально: надо было всего лишь представиться однофамильцем, тем самым отрекаясь от прошлого. И ведь было под кого маскироваться. Незадолго до Реставрации род Хаттори оказался в центре скандала – непризнанный ребенок главы рода, бастард, образовал свой род, благоденствующий и поныне. Да, часть нашей репутации отразилась и на них, но за прошедшие с тех пор шестьсот лет многое изменилось.

Комплект соответствующих документов обещали подготовить в кратчайшие сроки, требовалось моё согласие, но я медлил, больше не устраивая безобразных сцен, боясь принять неправильное решение. И только после разговора с учителем немецкого этот страх исчез. Решение выкристаллизовалось само собой.

– Я останусь собой. И будь что будет. В любом случае в конце пути только смерть, – сказал я сам себе и почувствовал невыразимое облегчение, завершив этот своеобразный гештальт.