— Вы знаете, когда я был мальчиком, я ненавидел это место, — сказал он. — Я мечтал уехать далеко отсюда, в один из по настоящему больших городов, таких как Тир, Нибенай или Балик. Тогда Алтарук был не многим больше, чем пограничная крепость в центре ничего, точка на вершине дельты, крошечный поселок грубых и жестких людей, приютившийся под защитой гор.
— Но он был горлышком караванных путей, — продолжал Энке. — Они приходили с юга из Урика, или с юго-востока из Тира, а потом уходили в Балик, Галг или Нибенай, потом приходили другие, из Раама или Драя, и все они шли через эту крепость.
— Но он быстро вырос, — сказал закутанный в темный плащ человек грубым и хриплым голосом, выдававшим его возраст.
— И он по-прежнему растет, — сказал Энке, глядя вниз. — Кто бы мог подумать, что грубый авнпост, поджариваемый солнцем и овеваемый всеми ветрами пустыни, станет цветущим городом.
— Мой отец, Лорд Энке Старший, разглядел возможности Алтарука. Его игорный дом в Тире помог ему создать торговую империю — Дом Энке. Мужество, характер и удача помогли ему в том, чего молодые аристократы добивались благодаря своей голубой крови. Аристократы вроде Джамри.
— Вот так и началось это знаменитое соперничество, — заметил закутанный в плащ человек.
— Да, — сказал Энке, поворачивая лицо к своему гостю. — Оно росло вместе с Алтаруком, соперничество между простолюдином и аристократом. И оно разорило и ввергло в нищету все остальные торговые дома Алтарука. Мой отец добился того, что его внесли в книгу знатных семей, стал аристократом, но Джамри никогда не разрешали ему забыть его скромного происхождения. «Из грязи в князи» — вот как они относились к нему.
— Когда я родился, у Лорда Джамри уже был сын. Они соревновались даже в этом, стремясь первым приобрести наследника. Но судьба смеялась над ними обоими и они были отцами только дечерей. У Старшего Джамри их было восемь, от трех разных жен, и у меня семь старших сестер. Первая жена моего отца родила ему четырех дочерей и умерла, рождая пятую, а моя мать подарила ему еще двоих девочек, прежде чем родить меня. Мне дали имя отца, как знак гордости за это достижение, но к тому времени третья жена Джамри уже родила сына, и ему был ровно год. В результате мы оба выросли, заочно ненавидя друг друга.
Энке опять повернулся и взглянул на город, с видом собственника. — Оба основателя теперь стары и немощны, неспособны даже встать на ноги без посторонней помощи, но старая вражда все еще горит между нашими Домами. Это все, о чем может говорить мой отец. Старое соперничество.
— Но и вы, похоже, думаете также.
— Да, — со вздохом сказал Энке. — Мы, наследники, унаследовали как свои Дома, так и свою ненависть. Но если Старший Джамри был умный, жестокий и рассчетливый делец, то нынешний Джамри просто самодовольный хлыщ, уверенный и в своем превосходстве и в своем богатстве. Он никогда не смотрел на Дом Энке как на серьезную угрозу своим делам.
— Именно поэтому я играю роль рассеянного повесы, — сказал Энке, опять поворачиваясь лицом к гостю. — Меня часто видят в домах удовольствия и игральных дома, где я пью и трачу деньги без счета. Я провожу время с падшими женщинами, а молодой Джамри удачно женился на дочери Виконта Томбладора, укрепив тем самым союз с этим домом. И Джамри немедленно обрюхатил свою молодую жену, чтобы обеспечить себе наследника, а я остаюсь бездетным холостяком, с виду больше заинтересованным в том, чтобы промотать состояние моего отца, а не увеличить его.
— Так что молодой Джамри глядит на меня со снисхождением и презрением, считая меня слабым и ленивым. А договор, который я подписал с ним и согласно которому Дом Джамри является старшим торговым партнером, только укрепил его мнение. И это в точности то, что я хочу, чтобы он думал.
— Усыпить его подозрения ложным чувством безопасности, — сказал закутанный в плащ человек, кивая головой.
— В точности, — сказал Энке, облокачиваясь спиной о парапет. — Я все еще молод и у меня есть достаточно времени на то, чтобы подобрать подходящую жену и начать семейную жизнь… после того, как я уничтожу своего соперника. И я не согласен ни на что меньшее, только полное уничтожение. Сначала я опрокину его Дом и унижу его, заставлю его ползать перед собой, на четвереньках… и целовать мои руки.
— И тогда?
— Тогда я убью его, — просто и сухо сказал Энке, как если бы он говорил о погоде. Потом он радостно и широко улыбнулся. — Когда мы были детьми, мои любимые сестры обычно говорили, что отец выращивает меня как змею, что он кормит меня ненавистью и злостью. Они говорили так, чтобы позлить меня, но я всегда поражался глубина этой метафоры. Змеи коварны и смертельны. Змеи ударяют быстро и без предупреждения. Змеи выживают в любых условиях. Я распоряжусь добавить силуэт змеи на наш флаг, когда с Джамри будет покончено, чтобы она служила мне напоминанием об этом великом событии. Ну как, вы удовлетворены моей искренностью?