Собираться за границу тогда офицеру было «весело»: необходимо подготовить 12 фотографий в гражданской одежде, 6 собственноручно написанных автобиографий и разрешение Военного Совета флота на выезд. Это, разумеется, помимо того, чтобы собрать и проверить спецснаряжение. Но меньше чем за сутки все успел, а Военный Совет командующий флотом ради меня одного созвал в 9.00 в воскресенье.
Под воду в Никарагуа спускаться не пришлось. Группа наших экспертов занималась чисто аналитической работой. От нас ждали рекомендаций: возможно ли судоходство в этом районе? Подрывы на минах вызвали большой резонанс в мире, союзник СССР фактически оказался в блокаде.
Довольно быстро мы установили, что мины были кустарного производства и ставились местными оппозиционерами с плоскодонных лодок. Никарагуанским военным мы дали рекомендации, как бороться с постановкой мин и как переоборудовать простые портовые буксиры в тральщики. После нашего отъезда подрывов судов больше не было.
Этой же командой мы потом еще дважды летали за границу: были подрывы наших судов на минах в Персидском заливе и в Красном море. Там пришлось спускаться под воду, но все-таки было больше аналитической работы на берегу.
Последняя загранкомандировка была у меня в 1986 году. В ночь с 5 на 6 июня под водой были заминированы и подорваны в ангольском порту Намиб кубинский транспорт «Гавана» и два наших судна: «Капитан Вислобоков» и «Капитан Чирков». ТАСС, ссылаясь на ангольские источники, заявил, что это дело рук южноафриканских диверсантов-подводников. Правительство ЮАР сразу выступило с резким протестом. Разгорелся крупный международный скандал. На наших судах по одной мине не взорвалось, надо было их обезвредить и установить, какой «супостат» их изготовил.
В штабе флота меня спросили: сколько времени необходимо на сбор группы? У нас готовность — 20 минут. Но здесь было особое задание, я попросил четыре часа. Построил матросов: добровольцы есть? Шагнули вперед все. Взял двоих, недавно вернувшихся с боевой службы в Эфиопии. У них и с акклиматизацией проблем не предвиделось, и акул они не только на картинках видели. Назначил в группу еще двух мичманов и офицера. Точно через четыре часа мы летели в Москву.
В столице долго не задержались. Инструктаж у начальника Главного штаба ВМФ был короток: «Береги людей». Спешка, помню, была страшная. Нас без прививок не пускали в Африку медики, так при мне в Главный штаб ВМФ позвонил Николай Иванович Рыжков: «Что вы там тянете? Я уже с 17 государствами договорился о пролете спецрейса, а вы одну женщину-врача уговорить не можете!».
Через 20 часов мы были уже на месте. Ранним утром на следующий день ушли под воду.
Я осмотрел невзорвавшиеся мины, приказал своим ребятам собрать на грунте все осколки от взорвавшихся. Несколько дней они дно обшаривали, а я на берегу железочки складывал. Штуковины оказались интересными: такого типа мин никто в мире еще не применял.
К Намибу тем временем подошли боевые корабли нашего Северного флота. Жить стало легче и веселее. Мы набрали у северян ручных гранат и перед каждым спуском под воду глушили «вероятного противника» почем зря. Но диверсанты кверху брюхом не всплывали, хотя под водой они нам, чего греха таить, мерещились.
Лично мне и в этой командировке больше пришлось работать на берегу — головой. Определил, что мины неизвестные боевые пловцы установили на неизвлекаемость. Также разобрался, почему две из них не взорвались. Диверсанты не сделали поправку на ангольскую зиму. Относительную, конечно, по нашим понятиям. В механизмах мин загустела смазка, и электронные взрыватели не сработали. Учитывая это, я разработал план обезвреживания.
Проще всего, конечно, было взорвать мины на местах их установки. Но было жалко суда: нашенские же, не «дядины». Все рассчитав, мы нейтрализовали одну из мин маленьким контрвзрывом. Она оторвалась от корпуса и взорвалась на грунте.
А вторую надо было снять целой и невредимой во что бы то ни стало. Интересы государства требовали установления авторства и национальной принадлежности ее конструкторов.
Шансов на успех — один из сотни. Но выбирать было не из чего. На 36-е сутки я дождался: шток устройства неизвлекаемости оброс водорослями. Еще раз все просчитал и рискнул. Мину обвязали капроновым тросиком, легонечко дернули. Повезло, она не взорвалась. Матросы отбуксировали ее на берег, на пустынный пляж. Там я ее и разобрал до последнего винтика.
Для «интересов государства» мина значения не имела. Конструкция была оригинальной, человек, ее придумавший, был безусловно талантлив в своем деле. А детали были японскими, английскими, голландскими. Обыкновенные резисторы, диоды, микросхемы: хоть в мину их устанавливай, хоть в утюг. Короче говоря, чья сборка, мы так и не установили. Доложили «наверх» только одно: маркировка мины «ДД», а порядковый номер — 13. Штучный, в общем, товар.
В 1986 году начались «новые времена». За границу я больше не ездил. Ушел в запас…