Сломанный мир (СИ)

Он перестал верить в чудеса не в тот день — хотя за ним, конечно же, никто не пришел, никто никуда его не забрал, и он, устав ждать, просто побрел назад, раздавленный чувством собственной никому-не-нужности, — а несколько лет спустя.

В тот день, когда мама лежала в траве, раздавленная конскими копытами, а он уже все понял, но продолжал ее тормошить, потому что слишком долго верил, что она особенная и с ней такого случиться не может…

Его мать была яогуай. Но она не была ни волшебницей, ни, как оказалось, бессмертной.

— Я уже не так юн, чтобы ощущать себя бессмертным и всесильным, — продолжал он зло. — И да, я всю жизнь по понятным причинам ощущал себя особенным, и ненавидел и презирал себя за это, и ни о чем не мечтал так сильно, как избавиться от своей ущербности и стать таким, как все. Моя жизнь слишком долго сводилась к тому, чтобы просто выжить, поэтому я редко мог позволить себе мечтать. А вы… вы пока очень молоды и наивны. То, как вы, не задумываясь, прогнали охрану, оставшись наедине со мной — с солдатом враждебной вам страны… это чудовищная глупость. Зачем вы доверились мне? Я ведь могу убить вас прямо здесь и сейчас.

— Но не убьете. — Юкинари не храбрился — говорил со спокойной уверенностью.

И он, конечно, был прав, и Гэрэл сказал, злясь на его правоту:

— Прекратите делать вид, что вы все обо мне знаете. Если бы вы хоть что-то знали, вы не пытались бы меня очаровать, не смотрели бы на меня как на друга вместо того, чтобы думать обо мне как о враге. Я вам не друг, не союзник, не тот человек, который вам нужен…

Когда он договорил, он уже не чувствовал злости — только опустошенность.

— …Словом, нет. Я уважаю вашу мечту, она свидетельствует о живом воображении и добром сердце. Но разделить ее я никак не могу. Простите.

Юкинари склонил голову. Он выглядел расстроенным — разбитым — но всё же не злился, сохранял лицо.

— Не извиняйтесь. Я сделал вам предложение, а вы отказались — это ваше право. Похоже, я проиграл, да? Мне не хватило времени. Самую малость… Еще чуть-чуть — и мне бы удалось найти верные слова, и вы бы все-таки перешли на мою сторону. Я вижу это. Это правда, я не все о вас знаю, но я думаю, что узнал достаточно. Может быть, у меня еще будет это время…

Он по-прежнему говорил с Гэрэлом как с другом — и Гэрэл не мог понять, то ли это детская наивность, то ли расчетливая манипуляция. Ведь не бывает так, что и то и другое сразу — вместе в одном человеке?

— …А может быть, я ошибался, надеясь, что судьбе можно противиться. Мы служим разным богам, и как бы мне ни хотелось избежать этого, нам с вами на роду написано сражаться друг с другом. Мне тяжело будет считать вас врагом. Но я счастлив, что мне удалось побеседовать с вами почти по-дружески до того, как это произошло.

Гэрэл лишь пожал плечами. Если императору нравится представлять судьбу чем-то вроде облака, гонимого ветром, а себя считать избранным — пожалуйста. Уж его-то точно никакие боги не благословляли. У него появилось желание поведать, из какой грязи он, Гэрэл, поднялся к должности полководца и этому проклятому прозвищу Тигра Запада. Рассказать подробно, с мстительным удовольствием смакуя подробности, пока нежное лицо императора не перекосится от отвращения и ужаса. Но он сдержался.

После этого всего, конечно, уже не могло быть ни светских бесед, ни «Тумана и облаков», ни чая.

Гэрэл кратко поблагодарил императора за прекрасно проведённый вечер, развернулся и ушел. Юкинари ответил ему какой-то холодной любезностью и остался в саду.

По дороге к себе Гэрэл невольно снова и снова прокручивал в голове этот разговор и думал: изменилось бы что-то, если бы дурной поворот беседы не погубил зародившуюся между ними симпатию?

Наверное, нет.

Потому что их судьба действительно была предопределена.

Потому что Юкинари был лицемером, мечтателем или сумасшедшим, а скорее всего, и тем, и другим, и третьим.

Но все равно почему-то было горько и тускло.

Некстати вспомнилось — в Рюкоку девятый месяц года называли Месяцем Долгих Ночей. Это был не самый темный месяц в году, но именно в это время люди обычно замечали, что дни стали короче и осень уже коснулась деревьев своей ледяной рукой.

Глава 10. Предательство

Ни на следующий день, ни в день после него он императора не видел.

Зато вечером следующего дня к Гэрэлу подошла молоденькая служаночка в платье цвета весенней листвы.

— Достопочтенный генерал Гэрэл?

Вопрос был излишним — спутать генерала с кем-то другим мог только слепой, — но он кивнул.

Служанка вложила ему в руку свёрнутое трубочкой, благоухающее духами письмо.

— От моей госпожи, — сказала девушка и покраснела. — Она желает встретиться с вами.