Но хорошо всё-таки, что Карина не стала выгораживать Богдана, который помог ей в своё время выкупить Лампу, а потом ещё и защищать её покруче СДЕКа, у которого, в отличие от нашего паблика, систему взломать удалось. Совсем удалить его она не решилась, но, как сказала Зарина, пообещала больше не вредить нам.
И всё бы ничего, но… почему сломать Карина заказала именно меня?
Я порывалась ей позвонить, обсудить всё, как они сделали это дома, но что-то меня останавливало. Обида? Быть может, и она, вместе с непониманием — нерастворимый осадок, от которого не избавишься, как от накипи.
Последний раз взглянув на деревья, решаю вернуться к своей компании. Но краем глаза замечаю подсвеченный экран телефона. Карина позвонила сама!
62. Василина
— Привет, — здороваюсь первой после непродолжительного молчания.
Наверное, ей стоило огромных сил и смелости набрать меня. Я хочу в это верить, чтобы в голосе не сквозила обида или неприязнь, и мы смогли наконец нормально объясниться.
— Привет… Извини, что звоню, у вас вроде сейчас тридцатиминутка. — запинается, не зная, как продолжить разговор.
— Да, ты правильно помнишь.
— Не отвлекаю?
— Нет, я только сейчас уйду подальше от столовой, чтобы лучше слышать, — говоря это, направляюсь к дальней лестнице, на которой обычно никто не зависает. — О чём ты хотела поговорить?
— Я… — голос на том конце провода становится глухим и тихим, словно пробирается сквозь поглощающий звуки тоннель. — Я хотела, чтобы тебе было больно. Думаю, Атласов тебе уже всё рассказал…
— Почему? Я должна за что-то ответить?
— Мне не хватит сил сказать тебе это в лицо, но выслушай, не перебивая… — шумно вздыхает и спустя какие-то секунды продолжает. — Извиняться не буду, я хотела, чтобы ты сломалась. Но…
Пока наступает пауза, я присаживаюсь на ступеньку, не особо заботясь, чистая ли она, замарает юбку или всё обойдётся.
— Я хотела, чтобы страдала Зарина. Её убивали слухи про маму, я запустила череду постов в Лампе; она была привязана к Атласову, я решила использовать и его. Но каждый раз она пересиливала свою боль, как будто где-то находила силы. Долго не могла понять, почему мне не удаётся испортить жизнь сестре, которую всегда любили больше, чем меня, хотя именно она приёмная!
Вся обращаюсь в слух, замерев изваянием. Мимо кто-то проходил, что-то сказала, но я даже не заметила. Допытываться не стали — и хорошо.
— А всё это время ей помогала ты! — обвинительный полушёпот, полухрип Карины застаёт меня врасплох. — Ума не приложу, как у тебя получается это.
— Что? — уточняю, не понимая, о чём она.
— Спасать утопающего! — нервный смешок, в котором, как мне кажется, так много боли, что я невольно чувствую вину. — Уж как Атласов таскался за Зариной, и то сумел перебить привязанность. А я так всё рассчитала, одним ударом сразу троих. А он мне почти сразу все деньги вернул, даже штрафные! Ты и его подмяла под себя!
Я верила, что Родион тогда не соврал, но услышать от Карины приятнее, ведь она специально придумала такие условия, чтобы он не соскочил с крючка, довёл дело до конца, покалечив и свою жизнь.
— А если бы не вернул, что тогда? — не до конца понимая план Карины, спрашиваю её, раз уж она решила все карты раскрыть.
— Зарина с ума сходила, когда Атласов вокруг тебя крутился, — смеётся злорадно, до сих пор получая наслаждения от боли родного человека. — Да и ты не ходила вся такая уверенная.
Нет, её рана от одного разговора не затянется, должно пройти много времени, чтобы Карина научилась видеть, что её тоже любят и ценят. Особенно Зарина… Тяжело отвыкнуть от роли жертвы, когда так долго врастал в неё.
— И я тогда только поняла. Если потопить тебя, то Зарина сама пойдёт на дно, потому что нет тех рук, что спасали, или им теперь нельзя доверять! — продолжает свой безумный рассказ Карина. — Она переживала, заниматься нормально не могла. Ещё бы чуть-чуть и слетела успеваемость. Всего чуть-чуть! Даже препод крутой уже был готов отказаться от занятий из-за рассеянности Зарины. Но…
Она продолжала меня обвинять, словно я сорвала не план, я всю жизнь её. Неприятно…
— Но ты опять спутала мне карты! Тебе что, никогда не бывает больно, Василин?! — сквозь злость и злобу проклёвывается зависть, её ни с чем не перепутать; белая ли, чёрная — безразлично, ведь уже успела распустить свои щупальца.
— Бывает… — просто я не привыкла кричать об этом миру и требовать, чтобы было плохо всем вокруг.
— По тебе не скажешь, — горько хмыкает она. — Сейчас небось самая счастливая, Атласов рядом, Зарина записи не поверила, да ещё и с Коновым замутила. Жизнь удалась!
Ещё когда читали чеховского «Крыжовник», я поняла, мне не близка идея, чтобы за дверь каждого счастливого и довольного стоял несчастный с молоточком, постоянно своим стуком напоминая, что он есть и ему больно, обидно. Разве это поможет сделать несчастного счастливым? А если и поможет, не будет ли это злорадством? Я даже поспорила тогда с Натальей Юрьевной, но каждый из нас остался при своём мнении, и это неплохо.
Но услышать подобную мысль из уст переживающего несчастье человека — совсем другое…