Кто он такой, чтобы говорить мне, чего хотел бы Кэм. Джейкоб не имеет права говорить о нем, использовать его против меня. Думаю ли я, что Кэм хотел бы видеть меня такой, какая я сейчас? Нет. Но тогда он не должен был оставлять меня. Он всегда обещал, что вернется. Что ж, очевидно, это было обещание, которое он не смог сдержать, потому что теперь его нет. Я всегда говорила ему, что, если он оставит меня, я пропаду. Я предупредила его, что его потеря уничтожит меня. Так Кэм счастлив, если он может видеть меня сейчас? Нет. Однако он был предупрежден.
Раздается стук в дверь спальни, но я не отвечаю. Я знаю, кто это, и мне абсолютно нечего ему сказать. Стук раздается снова. Пошел он. Еще один стук. Я не буду открывать эту чертову дверь. Еще один стук. Тупой мудак должен уйти. Еще один стук. Ублюдок!
Я топаю к двери и распахиваю ее.
— Что?
— Эй, Шей, хочешь пиццу? — Он улыбается мне, как чертов чеширский кот. Этот ублюдок знает, что делает, и получает от этого слишком много удовольствия.
— Я не хочу от тебя ничего, кроме того, чтобы ты ушел! — Мои руки сжимаются в кулаки, и мне требуется все мое самообладание, чтобы не придушить его чертову счастливую задницу.
— Значит, отказываешься от пиццы?
Я захлопываю дверь, не заботясь о том, ударит она ему по лицу или нет. Почему он так поступает со мной? Он — постоянное напоминание о Кэме, о моей жизни до того, как она была разрушена. Я не хочу, чтобы он был здесь. Я не хочу чувствовать себя лучше. И я не хочу двигаться дальше. Двигаться дальше — это как пощечина для Кэма. Этим я показываю ему, что могу забыть его, а как ты можешь забыть потерю того, кто был частью тебя? Джейкоб может не понять этого дерьма, потому что, насколько я знаю, ему не по кому скучать, рядом нет никого, кто мог бы занять частичку его души.
Иногда я задаюсь вопросом, как поживают все остальные. Как дела у мафии. Вот почему я никогда не хотела детей от Кэма, из-за вероятности того, что однажды он может не вернуться. Я не могла себе представить, что придется говорить своим детям, что их отец не вернется. Я даже не могу произнести эти слова вслух, а прошло уже четыре месяца.
Я слышу звук, доносящийся из-за моей двери, и оглядываюсь, чтобы увидеть что-то на полу. Это кусок пиццы на бумажной тарелке, а сверху еще одна бумажная тарелка. На той, что сверху, записка.
Я собираюсь убить его. Я хватаю тарелку с пола и спускаюсь вниз, чтобы увидеть Джейкоба, который сидит на моем диване и ест пиццу, положив ноги на мой чертов стол. Я подхожу так, чтобы оказаться в поле его зрения. Он притворяется, что не видит меня, но я знаю, что это так. Он просто пытается сделать меня еще более сумасшедшей, чем я уже есть! Я беру кусок пиццы с тарелки и, не заботясь о последствиях, бросаю его в его самодовольное лицо.
— Это сделало меня менее раздражительной! — Я кричу на него. Его рот приоткрывается от удивления, и внутри я подпрыгиваю от восторга. Я поворачиваюсь и иду наверх, не желая больше иметь с ним дело. Я полностью ожидаю, что он последует за мной и накричит на меня. Может быть, я смогу разозлить его настолько, что он действительно уйдет. Я стою в своей комнате и жду, готовясь к предстоящему спору. Но он не приходит. Может быть, он убирается, а потом собирается подняться наверх. Подождав еще несколько минут и по-прежнему ничего не получив, я начинаю спускаться обратно вниз.
Я на цыпочках спускаюсь по ступенькам, надеясь подглядеть за тем, что он делает, и понять, почему, черт возьми, он не пришел за мной. Когда я заглядываю в гостиную, я вижу ублюдка в том же положении, в котором я его оставила. Он смотрит какой-то фильм и смеется вместе с ним, как будто я ничего не делала. Его отсутствие реакции бесит меня больше, чем я могла бы подумать. Как ему может быть все равно, что я только что швырнула пиццу ему в лицо?
Я вхожу в гостиную, и снова он не замечает моего присутствия. Я хватаю одну из подушек рядом с ним, размахиваюсь и бью его прямо по затылку. На этот раз я не собираюсь убегать. Он медленно смотрит на меня, наклоняет голову и поднимает брови, затем снова смотрит на телевизор.
Я смотрю на телевизор и разрабатываю новый план атаки. Я подхожу к нему, выключаю его, затем решаю встать перед ним. Я скрещиваю руки на груди, показывая ему, что не двигаюсь. Получаю ли я какую-нибудь реакцию? Нет. Он продолжает сидеть там, поедая свою пиццу и уставившись на меня, как будто я фильм, который он смотрит. Мне становится не по себе под его пристальным взглядом, я медленно теряю свою напряженную позу и начинаю ерзать от неловкости всего этого.
— В чем твоя проблема? — Я кричу на него. Я так эмоционально измучена горем по Кэму и тем, что он здесь без приглашения.