Сломленная Джульетта (ЛП)

— В этом-то и проблема. Мы не остановимся. Мы будем продолжать и не заметим, как снова с головой уйдем в отношения, в которых мои дурацкие страхи в очередной раз задушат нас. Неужели это будет менее мучительно, чем то, что мы переживаем сейчас? Не знаю, как насчет тебя, но я бы предпочел вообще не прикасаться к тебе, чем постоянно хотеть большего.

Я делаю глубокий вдох и смотрю ему в прямо в глаза.

— Тогда почему ты так суетишься из-за Коннора?

Выражение его лица смягчается, и он делает шаг назад.

— Потому что единственное, что убивает меня больше, чем прикосновения к тебе, это смотреть как это делает кто-то другой.

— Ты отказался от права решать это. На этот раз решение за мной, и раз я не могу быть с тобой, то тогда буду с Коннором.

Я не понимаю, как смогла сформулировать сказанное, пока слова не вылетают из моего рта, но потом уже слишком поздно.

У него такой вид словно я ударила его.

— Ну, конечно. Прекрасно. Я пойду скажу Эрике.

Он берет рюкзак и направляется к двери. Дойдя до нее, он поворачивается ко мне.

— Просто из любопытства, если я буду играть в любовной сцене с Зои в моей новой группе, тебя это заденет?

Теперь моя очередь чувствовать себя так, словно меня ударили, но я не позволяю ему увидеть это.

— Итан, я только что провела последние восемь недель, учась не обращать внимания на тебя каждый раз, когда ты попадаешься мне на глаза. У меня это уже довольно хорошо получается.

Он кивает и одаривает меня горькой улыбкой.

— Рад за тебя. 

Спортивный зал кампуса.

Я учусь в этой школе уже больше восьми месяцев и это впервые, когда я переступаю порог этого помещения. Он большой. Как и все в этой школе.

Первый этаж оснащен кардио и силовыми тренажерами, а на втором располагается зона для тренировок со свободным весом и различные специализированные залы для занятий йогой, пилатесом и боксом. Имеется даже площадка для игры в ракетбол.

Похоже, Ева Бонетти, чье имя красуется на двери, была щедрой покровительницей искусств.

Руби посоветовала мне попробовать себя в боксе. «Сними немного стресс», сказала она. «Перестань быть унылой стервой». «Представь, что груша – это глупое симпатичное личико Холта».

Я прихожу к выводу, что мне это не повредит. И вот я здесь, на моих руках новенькие боксерские перчатки, моя решимость непоколебима. Я полна решимости выплеснуть часть эмоционального давления, которое нарастало внутри меня последние несколько месяцев.

Сейчас вечер пятницы, поэтому зал почти пустой. Разумеется, у большинства студентов колледжа есть более интересные планы на выходные, чем заниматься выплескиванием гнева. Но я не одна из них.

Когда я приближаюсь к боксерскому залу, я слышу доносящиеся изнутри приглушенные звуки.

Проклятье! Мне и в голову не приходило, что кто-то еще тут будет здесь.

Я подхожу к двери и заглядываю внутрь через стеклянную панель.

У меня перехватывает дыхание.

Это он.

Широкоплечий в майке-алкоголичке, его руки напрягаются при каждом ударе о грушу. Джебы и апперкоты переходят в колотящиеся удары наотмашь.

Каждый раз, ударяя по груше, он издает стон, выражение его лица напряженно и переполнено гневом. Снова и снова перчатки ударяют и издают хлопающий звук. Я практически ощущаю на себе его силу сквозь дверь.

Холодная дрожь пробегает вдоль моей спины.

У него такой отчаявшийся вид. Словно он борется за свою жизнь. Наносит удар за ударом, но, по всей видимости, не получает никакого удовлетворения. Казалось бы, я должна радоваться, что он испытывает столь сильные страдания, но это не так. Мое горло сжимается под натиском эмоций, которые я не хочу чувствовать.

Он продолжает колотить грушу. Его руки располагаются по разные стороны, тело поворачивается под таким углом, что силы только приливают. Затем он начинает пинать ее ногами и вслед за этим – коленями. Он прилагает столько усилий, что я чувствую вибрацию через пол. Он бьет быстрее и быстрее. Звуки, исходящие от него, становятся более раздраженными, пока он наконец не останавливается и не хватается за грушу в попытке отдышаться. В его лице отражается абсолютное поражение.

— На хрен все! — говорит он со стоном, прижимаясь к эмблеме «Эверласт». — Черт, черт, черт, черт, черт.

Я так отчаянно хочу узнать, что же творится у него в голове. Мне очень хочется сказать ему, что он все уж слишком усложняет. Что между нами все может быть легко и правильно, если бы он просто сдался.

Но я знаю, что он не поверит мне.

В любом случае, уже слишком поздно. Урон причинен.

Сейчас мы уже ничего не исправим.

Когда он снимает свои перчатки и бросает их в стену, я перекидываю рюкзак через плечо и ухожу. Каждая часть меня протестует. Умоляет вернуться.

Я не делаю этого.

Каждый шаг, отдаляющий меня от него подобен ходьбе по зыбучим пескам.

К тому времени, как я дохожу до лестницы, до мне снова доносятся звуки его стонов.

— Знаешь, он скучает по тебе.

Я и не думала, что кто-то знает о моем тайном уголке для чтения в дальнем конце театрального корпуса, но стоило бы догадаться, что Элисса наполовину ищейка.

Я закрываю книгу, не зная, что сказать. Она помогает мне, усаживаясь рядом со мной и заполняя тишину.