Сломленная Джульетта (ЛП)

Он издает недовольный звук и отстраняется, потом встает и шаткой походкой идет к столу и ставит свой стакан рядом с бутылкой текилы. Когда я встаю и следую его примеру, мне приходится опереться о стул, чтобы сохранить равновесие. И еще это помогает мне удержаться от того, чтобы не наброситься на великолепного мужчину, находящегося рядом со мной.

С секунду Итан пристально смотрит на меня, затем делает вдох и проходится пальцами по волосам.

— Мне нельзя садится за руль. Ничего, если я переночую на диване?

Нет. Убирайся отсюда, пока я не оседлала тебя.

— Конечно.

Я иду к бельевому шкафу и достаю запасные одеяла и подушки, после чего кидаю их на диван. Он благодарит меня.

— Не проблема.

Мы стоим так с минуту, не зная, как себя вести. Мы оба знаем, что это плохая идея. Что же мы сейчас чувствуем? Практически непреодолимое притяжение друг к другу? Это ли причина, почему мы избегали друг друга со дня расставания. Конечно, сейчас мы эксперты в игнорировании наших желаний, но постоянное нахождение в этом состоянии так изматывает.

Утомляет.

Хотя сегодняшний день и балансировал на туго натянутом канате между предвкушением в виде приятных покалываний в теле и катастрофой, потенциал того, что это все пойдет к чертям – все еще велик. Это ощущается в каждом томном взгляде, в каждом прикосновении, в каждом болезненном желании и в каждой битве между телом и сердцем.

Мой страх говорит мне бежать, пока не стало слишком поздно, но часть меня кайфует от этого. Адреналин, который он вызывает во мне, заставляет меня чувствовать себя более живой, нежели я была в последние несколько месяцев. Опасность, исходящая от него – часть этого. Вот почему люди совершают прыжки из самолета и плавают с акулами. Чтобы почувствовать этот прилив сил, вызывающий дрожь в мышцах .

Судя по тому, как он смотрит на меня, он чувствует то же самое.

— Мне пора бы пойти спать, — говорю я едва слышно.

Он кивает, но взгляда не отводит.

— Да. Уже поздно.

— Да. Так что… спокойной ночи.

— Тебе тоже.

Я успеваю сделать всего три шага, прежде чем теплые пальцы смыкаются вокруг моей руки.

— Кэсси…

Он дергает за нее, практически не прилагая усилий, но я двигаюсь так, словно он тянет меня стальным тросом. Я подхожу к нему, и когда он обнимает меня, я прижимаюсь щекой к его груди.

Его дыхание становится прерывистым и дрожащим, он зарывается головой в мою шею и когда он прижимается ко мне, его тепло растекается внутри меня словно мед, коснувшийся теплого тоста.

В нем столько тепла, что я таю.

Наши сердца бьются напротив друг друга подобно грому, и только одна мысль заполняет сейчас мою голову.

Итан.

Мерзавец Итан. Красивый Итан.

Мой Итан.

Навсегда мой, неважно, будем мы вместе или нет.

— Как ты думаешь, мы уже готовы быть друзьями? — шепчет он.

— Нет. — То, что я чувствую к нему, далеко от понятия дружбы.

— Я тоже.

— Может когда-нибудь?

— Ну и не такое бывает.

— Правда?

Он смеется.

— Нет. Это маловероятно.

— Мы могли бы притворяться, — говорю я, не желая его отпускать.

Он нежно касается носом моего уха.

— А что, по-твоему, мы делали все это время?

Я киваю.

Он гладит меня по спине. Его дыхание обдает мое ухо.

— Я задумывался недавно о том, каково это обнимать тебя. Я думал, что это будет ощущаться как-то иначе, чем раньше, но это не так. Ты ощущаешься все так же.

— Я так не думаю.

— Знаю. — Я чувствую груз вины в его голосе.

Прохожусь руками вниз вдоль его груди.

— Ты ощущаешься иначе. Какой-то напряженный.

— Да, не обращай внимания. Я такой с тех пор, как ты и Миранда целовались на уроке актерского мастерства в понедельник.

Я смеюсь.

— Я имела в виду твои мышцы, которые ты накачал с помощью бокса.

Он замирает.

— Ох. Ну, конечно. Забудь, что я сказал о том, что возбуждаюсь при виде целующихся лесбиянок.

— Тебе понравилось?

— Нет, мне нравятся пироги. А это было похоже на какой-то религиозный опыт. Это единственный случай, когда я был абсолютно согласен с Эйвери. Вам двоим определенно стоит целоваться чаще.

Он отпускает меня, и когда я делаю шаг назад, мне сразу же хочется вновь оказаться в его объятиях.

— Не уходи, — говорит он, и берет меня за руку. — Останься еще на один стаканчик. Пожалуйста. У меня слишком кружится голова, чтобы идти спать. Я обещаю держать руки при себе и сидеть на другом конце дивана.

Я беру со стола бутылку и наши стаканы.

— Думаю, еще по стаканчику не помешает. Мы уже и так пьяны. Что еще страшнее может случиться?

Еще до того, как я открываю глаза, я уже чувствую, как они болят. Они медленно пульсируют под моими веками. У меня прихватывает живот, и в поисках облегчения я прижимаюсь к чему-то теплому сбоку от меня. Это что-то теплое стонет.

Я перестаю дышать.

Теплое.

Большое.

Акры мужской кожи.

И в большинстве своем – обнаженной.

Я открываю глаза и вижу Итана – в беспамятстве и уязвимого – обе его руки обвиты вокруг меня, ноги переплетены с моими, и одна часть его тела уже определенно бодрствует и бдит, пока сам он сладко спит.

Нет.

Боже, нет.

Мы не делали этого.

Мы же не настолько глупы!

Это же была просто текила, а не полная фронтальная лоботомия!

Я бы никогда…

И он-то уж точно никогда…