— Я этого не делала, — говорит она, выглядывая из-за руки. — Ну, ладно, делала, но ты сама сказала мне сделать.
— Ты помнишь прошлую ночь?
— А ты нет?
— Не очень.
— Ну, я пару часов увещевала о том, какой Холт сволочь, пока ты не согласилась. Потом ты сделала это с моим лицом.
Она приподнимает руку и показывает худший макияж, который доводилось мне видеть. Ее брови утолщены, а подбородок заострен с помощью плохих линий затенения по краям.
— Ты пыталась сделать меня похожей на Холта, потому что хотела врезать ему по лицу за то, что он такой отчужденный.
— О, боже, Руби, я ударила тебя? — Было сложно понять, учитывая весь этот макияж.
— Нет, но ты сделала очень «крикливый» телефонный звонок Холту в два часа ночи.
— Что?! Что я ему наговорила?!
Она садится, потом хватается за голову и стонет.
— Ты много чего говорила. А я на заднем плане поддерживала тебя. Ты так знатко вынесла ему мозг! Затем ты повесила трубку и отрубилась.
— О, боже. — Меня тошнит, но не от алкоголя. Я ползу по полу и отбрасываю в сторону мусор, пытаясь найти свой телефон.
— Почему ты не остановила меня?!
— Милая, я была еще более пьяной, чем ты. Вдобавок, он заслужил это. Для пьяной девушки, ты была весьма красноречива. За исключением той части, когда ты плакала.
Я перестаю искать телефон и смотрю на нее.
— Пожалуйста, скажи, что это шутка.
— Не-а. Примерно через десять минут ты сквозь слезы сказала что-то о том, что он твой первый парень, первый любовник, и по идее ты должна чувствовать эйфорию и влюбленность, а все, что ты чувствуешь – это неразбериху и одиночество, потому что даже когда он с тобой, он с тобой не весь.
— О, боже.
— Потом ты сказала что-то типа: «Почему ты просто не позволишь себе любить меня? Разве ты не понимаешь, какой гармоничной парой мы бы были?» И, ну, к этому моменту, я уже тоже плакала, так что…
Я потираю глаза.
— Ох, Руби это плохо. Очень, очень плохо.
— Да, нам нельзя больше так много пить.
Я сметаю вещи с журнального столика, отчаявшись найти свой телефон. Наконец, я нахожу его под коробкой от пиццы. Он отключен и весь в масле.
Когда я включаю его, то обнаруживаю восемь пропущенных вызовов и две эсэмэски.
— Дерьмо, дерьмо, дерьмо.
Я читаю его первое сообщение.
Я прикладываю телефон к своей раскалывающейся голове.
Мне не хочется просматривать следующее сообщение, но я знаю, что обязана. Он отправил его через час после первой эсэмэски.
Я долго смотрю на экран, снова и снова перечитывая его слова.
— Кэсси? Все нормально?
— Не знаю. Он сказал: «Нам надо поговорить».
— О, черт!
— Вот и я о том же.
Я звоню ему. Идет переадресация на голосовую почту.
Я скидываю.
— Черт побери!
— Всего семь утра, — говорит Руби. — а ты еще и разбудила его своей пьяной тирадой. Может дашь ему поспать?
— Я одолжу твою машину.
— Э-э… а ты не думаешь, что еще слишком пьяна для вождения? Я-то уж точно.
— Мне надо к нему, Руби.
Она потирает глаза.
— Ладно. Ключи на моем столике. Но может ты сначала примешь душ и переоденешься? На твоих сиськах пятна от пепперони.
Я оглядываю себя и совсем не удивляюсь, когда вижу, что она права.
— Руби, мы больше никогда не будем пить.
— Аминь.
Через полчаса, я уже стучусь в дверь Холта, в то время как чувства расстройства желудка и паники соревнуются в звании того, кто заставит меня блевануть первой. Когда он не открывает сразу, паника быстро выходит в лидеры. Я стучусь снова.
Через несколько секунд слышится шорканье, потом дверь немного приоткрывается, являя мне прищуренное лицо.
— Кэсси?
— Привет, Лисса.
— Сейчас семь тридцать утра.
— Знаю.
— И суббота.
— Прости. Твой брат дома?
— Нет, или я убила бы его к черту. Он пробубнил что-то о том, что идет на пробежку где-то полчаса назад. Надеюсь его собьет машина. Этот неуравновешенный идиот громыхал в квартире в три часа ночи. Ругался матом и кидал вещи, пока делал уборку.
— Он… делал уборку?
— Ага. Он убирается только тогда, когда выведен из себя. Он начал пылесосить около четырех утра. Между вами что-то случилось прошлой ночью?
— Э-э, дело в том, что я напилась и я… ну, думаю, я устроила ему взбучку по телефону.
— Ты звонила ему в пьяном виде?
Я морщусь.
— Очевидно.
— Ну тогда это многое объясняет. — Она зевает. — Хочешь зайти и подождать?
— Да. Если можно.
— Конечно. — Она открывает дверь, затем плетется обратно к себе в комнату. — Он не должен задержаться. Чувствуй себя как дома. Я вернусь в постель. Когда он вернется, стукни его по голове за меня, ладно?
— Хорошо. Спасибо. Прости, что разбудила тебя.
— Ничего страшного. — Она закрывает за собой дверь, и я принимаюсь оглядывать гостиную. Вокруг ни пятнышка.