Сломленная

Есть еще один вопрос, который все вертится в моей голове и на который он так и не ответил. Почему он заговорил об этом именно теперь, а не раньше? Он был обязан предупредить меня. Я бы тоже заводила интрижки. Пошла бы работать. Восемь лет назад у меня хватило бы мужества действовать. И не было бы вокруг этой пустоты. Мари Ламбер особенно поразило то, что своим молчанием Морис лишал меня возможности встретить разрыв во всеоружии. Как только он усомнился в своих чувствах, он обязан был внушить мне необходимость строить свою жизнь самостоятельно, независимо от него. Она, как и я, предполагает, что Морис молчал, чтобы в присутствии дочерей не нарушать спокойствия семейного очага. Когда, после его первых признаний, я порадовалась отсутствию Люсьенны, я ошибалась, ибо это не было случайностью. Но ведь это чудовищно: бросить меня именно в тот момент, когда дочери уже не со мной.

Невыносимо думать, что я потратила жизнь на любовь к столь эгоистичному существу. Конечно, я несправедлива! Кстати, Мари Ламбер так и сказала: «Нужно выяснить его точку зрения. В истории разрыва, услышанной из уст женщины, никогда не разберешься. В «загадку мужчины» проникнуть еще труднее, чем в «загадку женщины». Я предложила ей поговорить с Морисом. Она отказалась. Будь она с ним знакома, я питала бы к ней меньше доверия. Она держалась очень дружелюбно, но и с ее стороны были и недомолвки, и колебания.

Вот кто бы действительно был мне сейчас полезен: Люсьенна, с ее обостренным критическим восприятием. Все эти годы она относилась ко мне полувраждебно. Она многое могла бы объяснить мне. Но в письме она не напишет ничего, кроме банальностей.

Четверг, 10 декабря. По дороге к Кутюрье, которые живут недалеко от Ноэли, мне показалось, что я узнала машину. Нет, только показалось. Но каждый раз, когда я вижу зелено-красную машину марки ДС с серым верхом и зелено-красной обивкой внутри, мне кажется, что это та машина, которую я раньше называла нашей. А теперь это его машина, ибо наши жизни разделились. И страх теснит мне грудь. Раньше я всегда в точности знала, где он, что делает. А теперь он может быть где угодно: хотя бы там, где я замечу эту машину. Идти к Кутюрье было просто неприлично. Он, видимо, растерялся, когда я сообщила по телефону, что приду. Но я должна понять.

— Я знаю, что, прежде всего, вы друг Мориса, — заявила я с самого начала. — Я не спрашиваю вас о подробностях. Мне нужно знать точку зрения мужчины по поводу сложившейся ситуации.

Это несколько ослабило напряженность. Но он мне так ничего и не сказал. Мужчина нуждается в смене впечатлений больше, чем женщина. Верность в течение четырнадцати лет — это уже редкость. Лгать вполне нормально, чтобы не причинять огорчений. А в гневе часто говорят вещи, о которых не думают. Конечно, Морис меня еще любит. Можно любить сразу двоих, но по-разному. Все они говорят, что это нормально, потому что это случилось не с ними. А я пытаюсь использовать этот универсальный ключ! Как будто бы речь идет не о Морисе и обо мне и не о том единственном, что было нашей любовью.

Суббота, 12 декабря. Графологический анализ поставил меня в тупик. Согласно результатам, наиболее интересен почерк Мориса: большой ум, высокая культура, огромная работоспособность, выдержка, способность глубоко чувствовать, смесь гордости и неуверенности в себе, внешне очень откровенен, но в глубине души — скрытный (это мой вывод). У меня графолог находит много достоинства уравновешенность, веселый нрав, откровенность, живое участие по отношению к другим. Он отмечает у меня также своего рода жадность в привязанностях, что может тяготить окружающих. Это совпадает с упреком Мориса. Я знаю, такая склонность есть во мне, но я так энергично боролась с этим! Я такие усилия делала, чтобы не стеснять свободу Колетты и Люсьенны, не надоедать им вопросами, уважать их тайны. А Морис! Как часто я не давала воли своей заботливости, сдерживала свои порывы, старалась, вопреки желанию, не заходить к нему в кабинет или не ласкать его взглядом, когда он читал, сидя рядом со мной! Я хотела всегда быть рядом с ними и в то же время не подавлять своим присутствием — разве мне это не удавалось?

Что до нее, то портрет, хотя и содержит больше противоречий, чем мой, и больше недостатков, мне представляется более лестным. Она тщеславна, любит производить впечатление, но обладает тонкостью чувств, большой энергией, великодушием и очень живым умом. Я не претендую на необыкновенность, но Ноэли так поверхностна, что не может быть выше меня, даже по уму. Нужно будет сделать еще одну экспертизу. И уж во всяком случае, графология не принадлежит к точным наукам.