Сломленные (ЛП)

— И всё по доброте душевной, да? Ты ведь всего-навсего слишком волнуешься о других людях, верно? — он чуть наклоняется вперёд, в его глазах таится понимание, и я ненавижу то, что он, кажется, видит меня насквозь.

— Да, волнуюсь.

— Обо мне? — он одаривает меня каким-то слабым подобием улыбки, и я мысленно задаюсь вопросом, как, чёрт возьми, этот дружеский, легкомысленный разговор с такой скоростью зашёл так далеко.

— О людях, — скриплю я.

— Ну, конечно, — отзывается он, обманчиво расслабленно откидываясь на спинку кресла. — Оливия Миддлтон — исправившаяся благодетельница.

Откуда он знает, что исправившаяся?

— Мы говорим не обо мне.

— А может, я хочу поговорить о тебе, — говорит он.

— Ладно, когда Я стану такой ненормальной и психически нестабильной, что мой отец начнёт платить тебе за то, что ты проводишь со мной время, мы поговорим обо мне!

Его тело едва уловимо дёргается назад, и я закрываю рот. Мои слова не могут его ранить. Я точно это знаю. Ему наплевать на меня, и терпит он меня только по тем причинам, которые мне ещё предстоит выяснить.

Так, что за вспышку, вдруг рассёкшую его лицо, я только что увидела? Ведь она до ужасного сильно напоминала боль.

— Прости, — бормочу я. Мне нечасто приходится терять самообладание, поэтому жар на щеках мне столь же незнаком, сколь и неприятен.

— Не стоит, — произносит он, вновь открывая книгу. — Ты правильно заметила. Мой отец платит тебе за то, чтобы ты проводила со мной время, и мне придётся мириться с этим ровно столько, сколько я захочу оставаться под папочкиной крышей. Но это не значит, что я должен тебя развлекать, поэтому, если ты не возражаешь…

Настал мой черёд наклониться, и я не очень-то нежно пинаю его, хотя и стараюсь вести себя осторожно, ударяя по его здоровой ноге.

— Я оставлю тебя и дальше угрюмо читать, но ни на секунду не допускай мысли, будто я не знаю, что прихожусь единственной сиделкой, умудрившейся зависнуть здесь. По какой-то непонятной причине, ты позволяешь мне остаться. И ты даже почти всегда приятен, хотя что-то подсказывает мне, что это дрянная фальшивка. Так что, если вдруг решишь всё прояснить, я буду только счастлива любой малейшей подсказке о том, что за чертовщина здесь творится. Что ещё за псевдо-дружелюбное поведение? Почему я, а не кто-то другой?

Пол не смог бы выглядеть ещё более скучающим, даже если бы зевнул, но, к моему величайшему удивлению, он поднимает взгляд от книги, когда я заканчиваю свою гневную тираду.

— Хочешь знать, почему ты здесь, тогда как все остальные разбежались?

— Скорее, почему ты решил быть со мною вежливым? Что-то подсказывает мне, что злобный монстр, которого я встретила в первый день, и есть настоящий ты.

— Отчасти, это правда, — произносит он голосом, полным лёгкого дружелюбия. — С чего вдруг я держу тебя рядом с собой? — его глаза путешествуют по моему телу, но вовсе не льстиво… А оскорбительно, унижающе.

Но моё тело всё равно реагирует.

— Единственная причина, по которой ты всё ещё здесь, заключается в том, что ты горячая, — произносит он. — Сиделка ведь из тебя никчёмная. Ни хрена не знаешь о физической терапии, больше раздражаешь, чем утешаешь, и, когда Мик с Линди отчалят на выходные через пару дней, почти уверен, что ты окажешься ещё и отвратительным поваром. Но не печалься, сладкая. Ты всегда сможешь найти работу у мужчин-клиентов. Те, что постарше, будут называть тебя конфеткой, а те, что помоложе — горячей задницей.

На каком-то подсознательном уровне я понимаю, что мне стоило бы оскорбиться, но почти до боли очевидно, что именно нанести обиду он и хотел. Потому и очень легко игнорировать его подлость, расценённую мной, как жалкую попытку самообороны.

Я откидываюсь в кресле и открываю собственную книгу.

— Не-а, ты держишь меня здесь не поэтому, — размышляю я, будто бы разговаривая сама с собой. — Но, к сведению, я реально хороший повар. Вот увидишь.

На лице Пола отражается недоверие моему отказу расстраиваться, но почти сразу же он восстанавливает своё обычное равнодушное выражение.

— Ты сплошной кладезь навыков.

— Да, и ты начинаешь переживать, что я могу тебе понравиться, — уверенно говорю я. — А учитывая, что я к тому же ещё и вызываю у тебя эрекцию, вся эта хрень станет по-настоя-я-я-я-ящему непростой в ближайшие несколько месяцев.

Тихий смех Пола в ответ — лучшее, что я слышала за последние несколько недель. 

Глава шестнадцатая

Пол

Сегодня один из тех самых дней. Нехороших.

Бесконечные ночные кошмары, нулевой сон и невыносимая боль в ноге.

Я избегаю Оливию, как чуму. Убеждаю себя, что всё дело в моём нежелании её присутствия. Но, если начистоту, мне кажется, я избегаю её потому, что у неё есть раздражающая привычка поднимать моё дурное настроение. И это адски пугает меня.