Сломленные (ЛП)

Её небрежное наблюдение вынуждает меня сделать целый шаг назад. Она права. Что. За. Чертовщина.

Я ещё долго стою на месте после того, как она взлетает вверх по ступеням. Неспособный двигаться. Почти не в силах дышать.

Она права. Я прошёл весь путь не просто без трости, даже не осознавая, что у меня её нет.

Эта мысль должна поднять мне настроение, но я не могу избавиться от дурного предчувствия. Куда ни посмотри, мои стены рушатся, а эта чёртова девушка продолжает привносить в мою жизнь то, опаснее чего на свете нет.

Надежду. 

Глава двадцать третья

Оливия

На каком-то подсознательном уровне я, наверное, готовлюсь к его кошмарам. Моя спальня находится на одном этаже с комнатой Пола, но не совсем по соседству, поэтому вряд ли я услышу крики, не прислушиваясь.

Но я слышу их.

Как и прошлые две ночи, но между нами всё было так странно, что мне казалось, будто моё присутствие — последнее, что принесёт ему комфорт.

Но сегодня инстинкт ведёт меня в другом направлении. Он ведёт меня навстречу Полу.

Мои ноги оказываются на полу с первым же его криком. Зная, что он спит практически обнажённым, на этот раз я хватаю халат и накидываю его поверх боксёров и топа, завязывая пояс на узел, выйдя в коридор.

Я колеблюсь у его дверей, разрываясь между желанием дать ему личное пространство и подарить успокоение. Видит Бог, последний раз, когда я ворвалась туда посреди ночи, ничем хорошим для моей гордости это не закончилось.

До меня доносится низкий стон.

Затем:

— Алекс. Алекс, нет…

К чёрту. Я нужна ему.

Простыни сбились вокруг его торса, и света достаточно, чтобы заметить отсутствие футболки. Ой-ой-ой.

Глубоко вдыхаю и иду к кровати. Одна его рука лежит над головой, другая прижимается к боку, скребя пальцами кровать.

Замедлившись, я тянусь к его ладони и беру её в руку, присаживаясь на кровать. Чувствую себя немного глупо. Всё это очень в духе Флоренс Найтингейл, но потребность утешить почти непреодолима.

Он издаёт ещё один стон.

Может, мне его разбудить? В прошлый раз я так и сделала, а ему снесло крышу. Но оставить его в аду сна, в котором его держит собственный разум, кажется жестоким.

— Пол.

Он дёргается.

— Пол, — на этот раз громче.

Он не двигается, однако его тело по-прежнему напряжено.

Аккуратно опускаю ладонь на его плечо, силясь утихомирить волны тока, проходящие сквозь меня при контакте кожа к коже. Это всего лишь плечо, Оливия.

— Проснись, — тихо прошу я.

Он перестаёт кричать, хотя дыхание его прерывистое и хриплое.

— Пол! — теперь трясу.

Его глаза распахиваются, но лежит он совершенно неподвижно.

Я тоже не шевелюсь, давая ему сориентироваться. Жду пока напряжение ослабнет и его дыхание успокоится, но вдруг воздух наэлектризовывается, когда он осознаёт моё присутствие.

Его глаза встречаются с моими, и атмосфера перетекает из напряжённой в опьяняющую.

— Лучше бы это было частью моего сна, — говорит он хрипло.

Я качаю головой, боясь, что если заговорю, то разрушу момент. Что он потеряет контроль, как в тот раз, приложившись к алкоголю, будто сумасшедший, и раздавая поцелуи с таким натиском, словно они несут собой наказание.

Если он поцелует меня сегодня, я не хочу, чтобы целью этого было оттолкнуть меня. Мне хочется, чтобы его поцелуй означал желание сблизиться.

Не знаю, кто начинает двигаться первым. В один момент я прикладываю все усилия, чтобы не пялиться на его рот, набираясь смелости спросить про сон, а в следующий оказываюсь под ним.

Стоило бы поразиться, но нет. Думаю, я знала, покидая безопасность собственной спальни, что в конце концов, каким бы то ни было образом, попаду сюда — на смятую постель Пола Лэнгдона, когда он сам нависает надо мной.

Он смещает вес на левую руку, используя правую, чтобы прочертить линию от моего виска вниз к уху. Его палец продолжает своё неспешное движение вниз, скользя по ключице. И замирает, когда добирается до края халата.

— Тебе не следовало приходить, — шепчет он, прослеживая глазами медленные круги, которые вырисовывают его пальцы.

Я с трудом сглатываю.

— Я слышала тебя. Мне показалось… — будто ты нуждаешься во мне.

Он качает головой, будто бы отвечая нам обоим, что ни в ком не нуждается, но мы-то лучше знаем.

Я лежу, ничего не произнося, думая, осмелюсь ли задать вопрос прямо. После разговора с Линди о том, что никто никогда нормально не спрашивал его в упор о случившемся за рубежом, я понимала, что настанет время, когда мне придётся спросить. Ему нужно об этом поговорить — просто он ни разу не получал шанса. Совсем.

Но мне следует двигаться неторопливо. Всё это так давно зарыто в нём, что излишняя пытливость приведёт лишь к тому, что он оттолкнёт меня. Как в случае с его отцом и всеми остальными, кому он был дорог.

Может быть, сейчас не время.

Потому что сегодня ночью… сегодня ночью по нему не скажешь, что он жаждет этого разговора. И когда он впивается в мои глаза горячим, обжигающим взглядом, я тоже, если честно, не особо к нему рвусь.