Сломленный ангел

Мать говорила ей, что в молодости отец выглядел в точности так, как Роберт сейчас — высокий, очень привлекательный, с широкими плечами и густыми черными волосами. Но теперь в облике Монти не осталось ничего привлекательного. Он безобразно растолстел, щеки у него разжирели и отвисли, как у гончей, а над ремнем нависало огромное брюхо. Волосы у него поредели и поседели, свитер был в каких-то пятнах, а воротничок рубашки отнюдь не сверкал чистотой. Но больше всего Бет ненавидела в отце его глаза. Они были карими, с зелеными пятнышками, и очень холодными. При всей его общей неуклюжести они быстро обегали любую комнату, внимательно изучали любое лицо, выискивая что-нибудь, что могло вызвать его недовольство. Если у него когда-то и были некие добродетели, то сейчас, решила Бет, он утратил их все, и это было заметно.

Бет как-то поинтересовалась у Серены, не знает ли та, отчего их отец превратился в такую свинью. Серена ответила, что дело, очевидно, в том, что он понимает, что никак не дотягивает до уровня своих предков, и что в детстве его попросту избаловали. Она утверждала, что, подобно многим грубиянам, в душе он был настоящим трусом, боясь заняться поисками подходящей работы из опасения не преуспеть в ней и, пока он получал жалкую квартплату от тех немногих жильцов, которые у него еще оставались, он все еще мог изображать из себя Владетеля Поместья.

Однако подобное объяснение сестры отнюдь не способствовало тому, чтобы Бет хоть немного полюбила отца.

Она поставила чайник на плиту и, ожидая, пока он закипит, пошла в кладовую, чтобы принести кофе. Жестянка оказалась пустой.

— Кофе не осталось, — сказала она, сразу же почувствовав себя неуютно. — Наверное, мать и ушла за ним.

— Кофе нет? — заорал он. — Ей известно, что я всегда пью его в одиннадцать.

— Я приготовлю тебе вместо него чай, — поспешно предложила Бет.

— Чай пьют за завтраком. Только работяги пьют чай в одиннадцать часов утра, — презрительно заметил он.

Одним из любимых занятий отца, помимо поддержания «статуса», как он выражался, было насмехаться над привычками «работяг». Он говорил, что работяги хранят уголь в ванной, вытирают нос рукавом и имеют массу других отвратительных привычек. Несмотря на это, джентльменом он оставался только на словах — Бет сама видела, как он мочился из окна своего кабинета, потому что ему лень было спуститься вниз, и он редко брился зимой, не говоря уже о том, чтобы принять ванну.

Бет попыталась умилостивить его, говоря, что мать долго не задержится, и даже предложила съездить в деревню самой, чтобы купить кофе.

— Ну так отправляйся поживее, — резко бросил он.

Бет выглянула из окна на улицу, где лил проливной дождь, и содрогнулась. Она уже промокла сегодня утром, развозя газеты, и ее плащ и ботинки еще не высохли. Но она знала, что, если начнет жаловаться, отец ударит ее.

— Могу я тогда попросить немного денег? — спросила она.

— Денег? — взревел он. — Все деньги на хозяйство у твоей матери.

— Но ведь ее нет, — резонно заметила она.

— Тогда возьми из своих, — ответил он.

Впоследствии Бет никак не могла взять в толк, кто дернул ее за язык ответить, что она копит деньги для будущих каникул в Стрэтфорде. Но слова слетели у нее с языка, что уж тут поделаешь.

— Ты больше туда не поедешь, девочка моя, — заявил он, злобно сощурив глаза. — Ты будешь работать все лето. Если ты думаешь, что я стану платить за твои поездки, чтобы ты могла съездить повидаться со своей мегерой-теткой, то ты сильно ошибаешься.

— Но, папочка, Сюзи пригласила меня пожить у нее, — взмолилась она. — Позволь мне поехать.

Он повернулся к ней так быстро, что она не успела увернуться. Одной рукой отец схватил ее за плечо, а другой так сильно ударил в лицо, что Бет налетела на плиту и обожгла руку.

— Ты больше никуда не поедешь! — заорал он. — Отныне на всех каникулах ты станешь работать и отдавать половину заработка своей матери, чтобы покрыть расходы на твое содержание. Ты меня поняла?

Вспоминая эту унизительную сцену, Бет почувствовала, как на глаза у нее наворачиваются слезы. Он оставил ее с синяком под глазом и с разбитой губой — с теми же увечьями, которые часто наносил матери. Она вспомнила, как, лежа на ледяном полу, проклинала его, поклявшись, что заставит отца заплатить за это.

— В чем дело? — мягко спросил Стивен, заметив ее слезы, и тут Бет услышала собственный голос, рассказывающий о том, что произошло в тот день.

— Да он просто законченный негодяй, — заявил Стивен, обнимая ее и крепко прижимая к себе, как уже делал раньше. — Неудивительно, что ты так ненавидишь его.

— Я не могла заставить себя признаться Сюзи, почему не могу приехать на самом деле, — проговорила она, вытирая слезы и чувствуя себя легко и покойно в его объятиях. — По-моему, в конце концов я написала, что мне предложили хорошую работу. Впрочем, это не имело решительно никакого значения, потому что, как оказалось, у ее матери случился удар, и вряд ли она смогла бы уделить мне время, не говоря уже о том, чтобы позволить мне остановиться у них.