Слон и кенгуру

— Тут вот какое дело. Наш Ковчег будет иметь в длину всего шестнадцать ярдов — и восемь в ширину. Внутри можно будет стоять и еще немного места над головой останется, поскольку мы решили боковые листы все же не укорачивать. Ну так вот, в это пространство придется втиснуть — из крупных животных — по меньшей мере, одну кобылу, одну корову и одну свинью, их юных самцов, самих себя и нескольких животных помельче, плюс материалы для строительства нового мира, сельскохозяйственные машины и годовой запас еды для всех нас. Проклятая лошадь, она знаете сколько слопать способна? Далее, понятно, что, чем быстрее мы сможем вырастить на иле урожай чего-нибудь, тем быстрее нам удастся накормить лошадь и корову, а это позволит сэкономить место, взяв поменьше припасов. Но ведь мы должны и о собственном пропитании думать, тут рисковать особо нельзя. Я попытался решить, какой урожай мы сумеем получить быстрее всего, да еще и самый обильный, и понял — трава это именно то, что нам требуется. На одной горчице да кресс-салате мы долго не протянем. Сдается мне, что травы мы сможем вырастить больше, чем чего-либо другого, да оно и быстрее выйдет, поэтому травного семени нужно взять сколь возможно больше и посеять его сразу после высадки на сушу. Если повезет, Нэнси и корова начнут кормиться травой уже через пару месяцев, а это чудеснейшим образом сократит время, которое мы должны будем продержаться на припасах. Поэтому я и стал гадать, не сможем ли мы и сами кормиться травой. Если удастся немного пожить на траве — в ожидании урожая, — в Ковчеге останется больше места для предметов будущей роскоши. И я точно знаю, что некоторые люди травой и вправду питались…

— Скажите, — вдруг осведомился он у миссис О’Каллахан, — желудков у вас столько же, сколько у коровы?

— Мой желудок…

— Все зависит от того, сколько их. Я определенно читал где-то, что у лошади на один меньше — или больше, не помню. Это просто-напросто вопрос окисления. Надо будет выяснить.

— Разумеется, — милостиво прибавил мистер Уайт, — пастись на травке мы не станем. Будем сначала собирать ее, даже варить немного, если угодно.

— Кропива, — обморочно пробормотала миссис О’Каллахан.

Она нередко ела крапиву, уверяя, что это хорошо для ее желудка.

— Хорошая мысль. Интересная. Крапива растет очень быстро. Конечно, тащить сорняки в новый мир дело опасное. Но если мы проявим исключительную осторожность и станем пожинать их молодыми, до того, как они обсеменятся, и пожинать полностью…

— Знаете, миссис О’Каллахан, одна особенность нового мира внушает мне особое беспокойство и связано оно с домашними животными и домашними растениями. Любые одомашненные существа закалены меньше диких. Разумеется, мы получим мир, наполненный коровами и капустой, а тигров и чертополоха в нем не будет, однако существует опасность, что все привезенное нами, одомашненное, перемрет слишком скоро… А где Микки?

— Он к Джимми Мёрфи отправился, с прутиком.

— Зачем?

— Так козлоходству его обучать. Ходил тут с прутом полдня, ходил, сам по себе. А уж и ячмень осыпался и овес осыпается, так Томми Планкетт говорит; ну да что я могу поделать, мистер Уайт? Такова Священная Воля Божия.

— Осыпался!

— Осыпался, мистер Уайт.

Общий принцип миссис О’Каллахан, который она применяла в отношении выпадавших ферме напастей, был таков: если они поправимы, их следует игнорировать, если нет, — паниковать по замкнутому кругу. Поэтому, когда Микки собирался купить, не глядя, «семилетнего пони» — страдавшего запалом, прожившего на свете тридцать три года и хромавшего на все четыре ноги, — заплатив за него без разговоров впятеро больше того, что пони стоил, и лишь потому, что он, Микки, побаивался лошадника, миссис О’Каллахан относилась к этому спокойно, поскольку оно было или могло оказаться поправимым. А вот если во всю пору жатвы лил дождь, как то обычно и бывало, — и этого, разумеется, никто из обитателей Земли поправить не мог, — миссис О’Каллахан проводила время, бегая, как курица с отрубленной головой, по кругу и виня во всем Микки. Эта ее круговая паника принимала обычно следующий вид: «Ох, оно меня доконает — Ох, я в рабство попала — Ох, люди на Микки верхом ездят — Ох, продам я эту землю — Ох, оно меня доконает». Идея состояла, по-видимому, в том, что поправимая напасть требует поправления — и потому ее следует игнорировать, а ну как самой поправлять придется, — непоправимая же взывает к решительным действиям, а поскольку я все едино поправить ничего не могу, так мне ее и бояться нечего. Кроме того, миссис О’Каллахан, по-видимому, чувствовала, что любые предпринятые ею меры (кроме, конечно, круговой паники), способны лишь увеличить опасность, — а ну как камень, который отвергли строители, возьмет да и заделается главою угла по Священной, понятное дело, Воле Божией.[13]

Ну, а что урожай осыпается, так это напасть поправимая.