Слон и кенгуру

Однако, прежде чем мы займемся ею, представляется необходимым сказать несколько слов о характере нашего героя. Человеком он был, при всех его амебах, незрелым, легковерным и почти всегда говорившим правду. Говорил он ее из лености, ему представлялось, что намного легче оставаться правдивым и попадаться на обман, чем выдумывать ложь и обманывать кого-то другого. Временами, примерно раз в год, он устыжался своего лентяйства и, потратив массу усилий, измышлял какое-нибудь вранье, а то и несколько сразу; однако врал он до того неловко, и глаза его так при этом бегали, что никто ему не верил даже на миг. И это отбивало у него охоту врать. По счастью, однако ж, было совершенно не важно, как часто говорил он в Беркстауне правду, поскольку никто другой в этих местах ее не говорил отродясь, а следовательно, никто ей и не верил. На самом-то деле, правдивость мистера Уайта возымела результаты престранные — аборигены сочли его самым ловким вруном, какого они когда-либо видели. Их, не привыкших слышать правду в любом ее виде, правдивость мистера Уайта ставила в тупик и заставляла проявлять, имея с ним дело, особую опаску. Например, если он продавал свинью из тех, что выкармливал отходами огородной продукции, то мог сказать покупателю: «Боюсь, она не так жирна, как следовало бы. Посмотрите, если положить ладонь вот сюда, между лопатками, прощупывается позвоночник». Однако это не только не снижало цену тощей свиньи, но часто повышало ее на пару гиней: покупатель немедля заключал, что мистер Уайт по каким-то хитроумным причинам желает оставить эту свинью себе, и только что с ума не сходил в стараниях ее заполучить.

Имелась в его натуре и еще одна черта: он вечно исповедовал ту или иную теорию, относившуюся, как правило, к археологии, биологии либо истории. К примеру, была у него теория насчет ведения войн. Он говорил, что в животном царстве имеется порядка 275000 различных видов, однако лишь дюжина или около того видов из этого великого множества воюют по-настоящему, т. е. сбиваются в стаи, чтобы нападать на другие родственные им стаи. В эту греховную дюжину входят H. sapiens, один вид термитов, несколько видов муравьев и, возможно, хотя в этом мистер Уайт уверен и не был, домашние пчелы. Если, говорил он, на войну выходят всего двенадцать или около того видов из 275000, то, очевидно, мы можем открыть истинную причину ведения войн, найдя некий Наибольший Общий Множитель, присущий этим двенадцати, но не присущий остальным 274988. И в конце концов, он обнаружил, что таковым Н.О.М. является не Собственность, как многие полагали, и не еще кой-какие вещи, но территориальные притязания. Все двенадцать видов претендовали на территории, находившиеся вне их собственных гнезд, а виды мирные, как удалось установить мистеру Уайту, обходились без подобного рода притязаний. Обходились без них и некоторые разновидности H. sapiens — лопари, эскимосы и прочие истинные кочевники, — ну так они и жили в мире. Мистер Уайт утверждал, что для уничтожения войн нужно сделать только одно — уничтожить территории, т. е. избавиться от искусственных границ, национализма, таможенных сборов и тому подобного.

Исследуя поведение воинственных муравьев, он, естественно, должен был ставить опыты. Мистер Уайт придумал метод проверки, позволявший выяснить, осуществляет ли данный вид муравьев территориальные притязания в естественном его состоянии, ибо считал, что опыты, которые ставятся над содержащимися в неволе животными, ведут к ошибочным результатам. Метод был такой: мистер Уайт брал колонию интересующих его муравьев, перемещал ее, чтобы оборвать все связи случайного характера, на несколько миль или около того и старался разместить ее сколь возможно ближе к другому гнезду того же вида. Наблюдая за тем, при какой степени близости новая колония оставалась терпимой для старой, в каком радиусе от гнезда уже укоренившегося удавалось уцелеть гнезду новому, он получал возможность набросать примерную карту территории, на которую претендует первое из них.